Критерий счастья

Игорь с улыбкой глядел на ее задорное курносое лицо, длинные черные волосы.

– А знаешь, тебе очень идет летняя Москва! – галантно целовал ей руку и дарил щедрые, со вкусом подобранные букеты.

Зловредная соседка Нина Еремеевна по прозвищу «Кобра», которая всегда предсказывала Нельке материну судьбу, исходила на коммунальной кухне ядом, наблюдая такой невиданный успех, ничем утешиться не могла.

И Нелька перестала думать, что мир несправедлив. Потому что к ней, Нельке, пришло долгожданное заслуженное счастье.

Счастье длилось все лето и потихоньку пошло на убыль. Потом зажелтела осень, и студента послали копать картошку, наверное, для более надежного сопряжения высокого искусства с жизненной прозой.

Сразу пошли дожди, будто небо прохудилось, листья за несколько ночей пооблетели, и на улице установилось сырое безвременье...

Письма до Нельки почему-то не доходили, хотя обещание писать было дано. Но, видно, растворилось оно в вязкой осенней грязи, да в портвейне из сельмага, да в песнях под гитару. Да еще в улыбках студенток, которые и в деревню наверняка не забыли прихватить французскую косметику и модные джинсы в две Нелькины зарплаты.

Прошел месяц, потом, как водится, второй. Подружки на фабрике интересовались:

– Слушай, куда ж твой-то подевался?

Подбадривала только бескорыстная подружка Верка, здоровенная, синяя и голенастая, как мороженый петух.

Наконец Нелька через себя переступила, не утерпела и в уличном автомате набрала номер, отпечатанный в памяти нестираемыми цифрами, как знаменитая надпись на Валтасаровом пиру.

– Я слушаю? – спросил старушечий голос, похожий на голос соседки Антонины Андреевны, врача-педиатра.

– Алё, скажите, можно Игоря? – пробормотала Нелька и замерла, готовая отбросить трубку как гранату с сорванным кольцом.

– Игорек в театр ушел.

– Когда?

– Да дня три назад, – невозмутимо отвечала старушка. Нелька повесила трубку. Загулял...

Больше старалась о нем не думать. Кончились полтора часа кинобала, надо возвращаться на кухню. Главное, не думать. Так, было и прошло, наплевать и забыть.

Но забыть Нельке не удалось...

Все узналось, когда от ее решения уже ничего не зависело, и это наполнило ее неизбывным отчаянием и злостью на себя и весь мир.

С той минуты, когда Нелька вышла от врача, растерянная, оглушенная свалившимся на нее горем, с которым не могла сравниться потеря любого ухажера, начались мучительные отношения с этим не родившимся еще существом, которое тем не менее изводило и терзало ее бесконечно. Нелька злилась не на Игоря, который в ушедшей благодати последнего лета растворился, как изображение на экране, когда включат свет, и не на себя даже, она злилась на вредное это, непрошеное существо, с первого же дня начавшее диктовать Нельке свои правила.