— Хочешь, я тебе дам почитать, — осмелилась Шавейко.
Завязывать какие-то отношения с Шавейко мне не желалось, но прочитать американца казалось заманчивым.
— Разве что на два дня, — снизошел я. Марка Твена я проглотил за ночь, читая тайком на кухне при керосиновой лампе. В классе, когда мы остались одни, я поблагодарил Шавейко и возвратил ей книгу. Глаза у нее загорелись, отчего из темных стали зеленоватыми.
— У нас много книг. Хочешь еще?
— Нет, нет! — отмахнулся я, опасаясь укреплять связи с Шавейко.
Через две недели я дежурил по классу. Мне следовало явиться на час раньше и подготовить учебную комнату к уроку. Каково же было мое изумление, когда, открыв дверь, я обнаружил Шавейко.
— Проснулась рано и решила тебе помочь.
— Никто тебя не просил! — резко обрубил я.
Я скинул куртку, взял тряпку и, злясь, стал вытирать доску. Тряпка была грязная и лишь размазывала меловые полосы по доске.
— Черт возьми! — выругался я.
— Ты намочи, — тихо подсказала Шавейко.
— Без тебя знаю!
— Я пойду? — спросила она. «А чего ей уходить, — впал в раздражение я, — коли заявилась, пусть и возится, благодетельница!..»
— Чисть! — приказал я.
Шавейко натирала шваброй пол, а я наводил порядок на подоконниках и классной доске. Я не смотрел на Шавейко, стараясь создать впечатление, что ее вообще здесь нету. Внезапно у моих ног зашуршала швабра, и я поднял взгляд. Шавейко, раскрасневшаяся от работы, скинула свой неразлучный платок, и ее темно-медные волосы волною рассыпались по плечам.
— Ну, ты даешь! — обалдело выпалил я.
— У мамы ромашка осталась, я их ромашкой помыла, — смущенно залепетала Шавейко. Класс мы вдвоем убрали быстро.
— Ты иди, а то скоро люди застучат... Шавейко проворно собралась, напялила снова свой платок. И уже уходя, обратилась ко мне:
— А ты не можешь завтра на мой день рождения прийти?
Я уперся в нее взглядом, словно не представляя, как это у Шавейко может быть день рождения.
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.
Сколько напевности, плавности в мелодии народной песни... А как волнует ее слово!.. И это понятно: в ней — наша история, жизнь, мы сами...
Московское театральное художественно-техническое училище
Письма из райкома