Закон и ты
После одной давней публикации ко мне в редакцию пришел молодой человек. Он работал на Севере, в Москве оказался проездом. Попросил познакомиться с его делом в Верховном суде республики. — Решения всех судов против меня отменили, — сказал он, — но, может быть, эта история вас заинтересует. Уж очень похожая ситуация...
— Если похожая, стоит ли...
— Тогда извините — как-то безразлично отнесся северянин к моему нежеланию вникать в суть дела, — я ведь к тому, что раз похожая, значит, другой кто-то, как я, мыкается.
Он ушел. Я машинально записал его фамилию. Но он и телефон оставил — «через них со мной легко связаться». А последние его слова: «Дело выиграл — брата потерял» — заинтриговали меня.
Я решил-таки заглянуть в судебные документы. Дело, как и полагается, было пронумеровано, проштемпелевано и называлось «По иску Чувилина В. И. к Чувилину В. И.». В первый момент это показалось странным: сам к себе, что ли, иск предъявлял? Оказалось, Василий судился с Вячеславом.
Обычно гражданские дела не очень приковывают внимание журналистов, разве что одно время всех разводы интересовали, теперь к этому привыкли. А так — житейская рутина. Однако если вникнуть в гражданский спор, то обязательно найдешь за ним кипение страстей человеческих. Часто — страстишек. но по градусам накала они порой дадут фору уголовной драме.
Спор Чувилиных поначалу привлекал лишь тем, что судились два родных брата. Василию, моему посетителю, скоро должно было исполниться тридцать, Вячеслав на два года моложе. Так случилось, что лет пятнадцать назад в катастрофе погибли сразу оба родителя мальчишек. Взял их к себе дед Афанасий Иванович, который жил в деревне с ласковым названием Березки. Деревенька была удивительно живописной, вразброс раскинувшей дома вдоль некогда полноводной речушки. Дом же Афанасия Ивановича, сотворенный его руками, был и того удивительней — ладный пятистенок с мансардой, как значилось в документах, он стоял на курьих ножках в прямом смысле: так искусно дед приделал к четырем углам срубленные топором метровых размеров птичьи лапы. Мансарду же украшало сооружение, напоминавшее петушиный гребень. Подробности эти сообщаю потому, что и они будут иметь значение в «системе доказательств» одной стороны.
К тому времени, когда дед взял к себе внуков, от Березок не осталось и названия — в одно прекрасное утро пришли строители, зарычали трактора и бульдозеры, а лет через пять Березки стали бесперспективной частью шумного, многолюдного поселка Березовый, что рожден был выстроенным здесь же заводом железобетонных изделий. Продукция его была унифицированной, из нее складывали еще более однообразные строения для жилья. «Их и домами-то не назовешь», — говорил старый плотник Афанасий Иванович, чудо-домик которого, оставшийся от деревеньки, вызывал восхищение.
Две комнаты в московской коммуналке, где некогда жил дедов сын с детьми и их матерью, Афанасий Иванович сдал в райсовет, подростков со всем скарбом перевез в Березки и стал им единственным близким человеком. Сам дед, мужик крепкий, собою видный, не женился: умел сам себя, а потом и мальчишек обихаживать, а новая любовь не пришла в сердце.
Ваське и Славке вольно жилось у Афанасия Ивановича. Дед любил равно обоих, но больше жалел Славика — у того после детской травмы одна нога выросла чуть короче другой, чуток какой-то, а внешность хромота портила. И не только внешность: не очень добрым к людям, по мнению деда, был младшенький, да и скуповат. Впрочем, старший тоже этим отличался: своего не упустит. Потому, видно, и выбрал себе профессию и место работы — выучился на монтажника и в двадцать два после армии уехал на Север. Огорчил деда и отъезд Васьки, и прощальные слова: «Длинный рубль не такая уж плохая штука». «Это так, — сказал, обнимая внука, Афанасий Иванович, — был бы честным».
На Севере, по всему. Василий Чувилин работал честно. И зарабатывал хорошо, даже очень, и человеком себя зарекомендовал — избрали депутатом местного Совета, за границу посылали с делегацией. Женился Васька, привез молодую жену уже с сыном и бабушкой — своей тещей Марианной Петровной. Дед подивился имени бывшей доярки. Но сватья понравилась: полная, даже тучная, она имела легкий характер, главное — была работяща. На Север приехала нянчить внука со Ставропольщины, где свой дом продала. Все бы хорошо, но в летние северные месяцы душила ее то ли астма, то ли еще какая хворь — это она и в южных краях чувствовала. А в пахучем деревянном дедовом чудо-домике теща просто оживала: подоткнет юбку, вымоет добела полы. набросает сосновых лап и сидит, улыбается: «Дышу, понимаешь, Афанасий, дышу».
Так обстояло со старшим из братьев. В младшем, Славике, дед тоже подмечал скупость. Но он различал: «Васька — скупой, Славка — жадный». В чем это различие проявлялось — одному деду было ведомо. Младший Чувилин по своему недостатку в армии не служил. В институт не поступил, вернулся в Березовый и пристроился в плановый отдел завода, но главное свое дело видел в переплетных работах — овладел хорошо этим ремеслом. Дед соорудил ему верстак на загляденье, хоть сейчас в музей. Завязал Слава среди книжников в Москве знакомства и, поскольку оказался у него в деле талант, имел от заказов хорошие деньги. «Жить бы да жить, жениться бы, любая пойдет, хоть и нога неладная, — думал дед, — девушку хорошую найти, внуков народить. Так нет, все копит и копит».
Женился Вячеслав на вдове старше себя и такой же скупой — стали вместе копить, но ничего, к удивлению Афанасия Ивановича, не покупали — уж и машину могли бы, так даже обновой не радовали себя.
Умер дед внезапно. Тесал бревно, венец у курьей лапы хотел сменить. Разогнулся, отложил топор, вытер пот со лба — и рухнул.
Обо всем здесь рассказанном узнал я от соседей, знакомых и вовсе не знакомых Афанасию Ивановичу. Ну, а дальнейшие события зафиксированы в двух томах гражданского дела.
Дед никакого завещания не оставил и не думал об этом, как не думает большинство людей, полагая, что это предрассудки и вообще пережитки проклятого прошлого — привести свои дела в порядок перед неизбежным. В большинстве случаев все и обходится — ну, какие у нас наследства! А на поверку-то часто оказывается — кое-что и есть. Пусть не ахти что, но благосостояние все же растет неуклонно, и дачи, и машины, и разные ювелирные ценности скапливаются, растут в цене коллекции. При нынешних бесконечных браках-разводах родственные отношения переплетаются, запутываются. Кто ушел — тому без надобности, а оставшиеся порой вступают в сложные тяжбы. Бывают склочные скорее, чем имущественные споры, но и по-иному случается: сколько библиотек, собраний уникумов, иных коллекций пошло вразброд из-за отсутствия ясно выраженной воли покойного в завещании. Нет, уверен, ничего предосудительного в том, чтобы привести дела свои в порядок, нет. Скорее наоборот...
В семье Чувилиных наоборот и получилось. Когда Василий приехал на похороны, казалось, конфликтом и не пахнет.
Из протокола судебного заседания: «Я не поднимал вопрос о разделе дома потому, что был уверен в своем праве, других ведь наследников, кроме нас с Вячеславом, не было. Я сказал: «Мне ничего не надо, кроме светелки, да и то на лето, чтобы теща с моими детьми жила». Брат промолчал, и я счел, что он согласен, вопрос решен».
Летом же, когда Марианна Петровна приехала с двумя мальчиками, предварительно уведомив телеграммой, их даже на порог не пустили. В мансарде Вячеслав устроил переплетную мастерскую, в двух нижних горницах, кроме жены, жили две ее достаточно взрослые дочери от первого брака. Прописаны они здесь не были, у них в Москве квартира, а дом Афанасия Ивановича стал удобной дачей.
Марианна с внуками переночевала в местной гостинице, и так как была совершенно посторонним юридически человеком для Вячеслава, отбила телеграмму зятю и взяла билеты до Надыма. Василий возмутился. Работы на стройке были в самом разгаре, но он выпросил отпуск на неделю, надеясь все быстренько с братом уладить — был уверен, что это какое-то недоразумение: не может Славка, с которым вырос вместе, горе неизбывное разделил, деда любимого похоронил, так поступить. Знал, что все же поступил именно так, а не верил. Сам был себе на уме и за братом знал слабину — жадность к деньгам. Но ведь в своем он праве мог бы. если бы хотел, вообще полдома отсудить — так он считал.
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.
Есть в истории человечества даты, память о которых сохранят и далекие потомки. Среди них — 12 апреля 1961 года, день, когда впервые человек отправился в космос
Роман
Московское театральное художественно-техническое училище