Вот уже и седьмой десяток разменял Александр Васильевич Румянцев, вот уже и внук за рулем автомашины, а ему все чудится, будто на плечах погоны лейтенанта. Он подтянут и молодцеват, а в глазах огонек небрежной лихости, как у драчуна, познавшего счастье очередной победы. Но вот что странно! Не о старшем лейтенанте или о майоре, не о полковничьей папахе мечтал всю жизнь этот седой уже человек и не о службе в рядах в офицерском чине, а видел он себя ликующим лейтенантом, праздно шагающим по утреннему холодку, козыряющим старшим по званию, ловя при этом на лету взгляды женщин. Всего-то навсего!

Такая вот ребяческая мечта мучит Александра Васильевича, инвалида Отечественной, которому ампутировали ногу в полевом госпитале при свете керосиновых ламп. Привык, конечно, к палке и протезу, хотя плохая это привычка, не дай бог никому.

Но что за прихоть такая! Мнится ему, что он лейтенант. В тоскливые минуты житейских неурядиц мысленно надевает на себя доспехи лейтенанта, в ушах звучит привычное: «О лейтенант, налейте нам!» – и хочется ему гусарить.

Может быть, начитался не того, что нужно, в детстве и отрочестве? Нет... Время, в которое он вырастал, да и обстановка никак не располагали к легкомысленному чтению, тем более что книг в доме не было, а в библиотеку перестал ходить после седьмого класса.

Всегда он завидовал ребятам постарше, которые приезжали домой после окончания училищ и выходили во двор, прогуливаясь под окнами и раздвигая плечами тесную форму с кубарями в петлицах. Он и до сих пор, как это ни странно, понимал себя в некотором роде неполноценным мужчиной, объясняя это тем, что не был лейтенантом.

Лейтенантом не был никогда, пропадал в окружении рядовым солдатом, мечтающим стать офицером.

Глупейшее и дикое, никому не понятное окружение в сорок четвертом, когда гнали немцев и когда грозный их дивизион дальнобойной артиллерии вдруг попал в кольцо очухавшихся немецких частей. Еще было время для прорыва, и три батареи ушли, утащили в ночь на ревущих тягачах тяжелые орудия, а они остались, потому что в тревоге выяснилось, что горючего не хватит. Не бросать же орудия! Только три батареи способны были выйти из кольца. Разыграли жребий, кому оставаться. Невезучий их комбат вытащил короткую спичку.

С вечера на батарею, изготовившуюся к бою, свезли все снаряды, они в ответ слили весь бензин, простились с друзьями и заняли круговую оборону, копая чуть ли не до утра капониры для тяжелых орудий.

Батареи успели, а они остались. На рассвете комбат, обходя орудия и спрашивая: «Орудие готово?» – придерживал рукой подбородок, который не слушался.

В том бою, доставшемся по жребию, Румянцев получил осколок в ногу, а когда выручили свои, ногу ему оттяпали.

Но спроси Румянцева сегодня, особенно в минуту душевного его подъема, когда внук сидит за рулем легковой автомашины, кем бы он хотел стать в жизни, Румянцев, не моргнув, ответит:

– Лейтенантом!

Потому что вкладывает в это слово нечто большее, чем оно несет в своем значении. Он всегда догадывался о предкарьерном крылатом чувстве человека, входящего в жизнь, всегда мечтал стать именно таким человеком, которого ожидает в будущем ратная слава, а если уж смерть, то такая, перед лицом которой не страшно рвануть на груди рубашку.

Но комбат вытащил короткую спичку.

Был Румянцев высок ростом, отличаясь тем особым благородством, какое свойственно некоторым людям только в преклонные годы.

Внук похож на деда. Такой же высокий, с запавшим животом и длинными руками, из-за которых всегда трудности с одеждой, как и у Александра Васильевича, шьющего костюмы у портного. Имя у внука в честь деда тоже Александр, хотя фамилия другая, потому что у Румянцева дочь.

Благополучная семья, пережив все трудности военных лет, окрепла, обросла традициями, обзавелась автомашиной, которую Румянцев купил как инвалид без очереди и которая была как бы собственностью Александра Васильевича, хотя деньги были общими, а за руль садились зять или внук.

Зимняя дорога блестит двумя накатанными, льдисто-белыми следами автомашин. Кажется, что солнце успело оплавить за короткий день заснеженный проселок. Светит оно в глаза, и ехать по гололедице трудно.

Внук ведет машину осторожно, внатяг, стараясь не сбрасывать газ, не тормозить и, конечно, не отвлекаться. Деду понятна сложность зимней езды, он сердцем чувствует, как нелегко сейчас Сашке, и не мешает разговорами.

Старые ели по обочинам вперемежку с березами как будто озарены на склоне дня золотистой теплой пыльцой, искрящейся в воздухе. Конец января, а чудится, что скоро весна и чуть ли не завтра солнце растопит сияющие снега, потемнеют отволглые поляны, порозовеют березы на вечерней заре и в мерклом свете неба полетят вальдшнепы. Глаз охотника привычно отмечает подходящие для тяги места, воскрешая в памяти прежние охоты.

• Страницы:
• 1
• 2
• 3
• 4
• 5
• 6
• 7
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.