Какого цвета счастье…

Римма Коваленко| опубликовано в номере №1161, октябрь 1975
  • В закладки
  • Вставить в блог

– С вашими.

– Какие же это «наши», если жалуются, бегут, не выдерживают трудностей. «Наши» не бегут. «Наши» строят.

Она думала, что у подъезда его ждет машина, но асфальтированная площадка перед зданием управления была пуста.

– Я, знаете, о чем подумал? Квартира – это не просто квартира, не просто жилье. Квартира – это мировоззрение.

– Это я учила: бытие определяет сознание.

– Учили. А задумывались над тем, что определять определяет, но ведь не рождает. А как это сознание родить? Как добиться, чтобы мировоззрение у человека было не квартирное, а государственное?. Вы об этом не думали?

– Подумаю.

– Ну и молодец, – Он протянул ей руку, попрощался и повернул направо, туда, где за молодыми посадками каштанов и лип возвышалось восьмиэтажное жилое здание. А Женя Тарасова постояла на асфальтированной площадке и пошла в сторону троллейбусной остановки, до которой было километра два.

Что ни говори, а если бы к нему в этом же корреспондентском звании явилась тетя лет сорока, габаритная и самоуверенная, он бы совсем по-другому с ней разговаривал. И на машине бы доставил к гостинице. И не позволял бы себе отеческих вопросов и откровений. «А вы сами замужем?» «По-моему, она меня до сих пор ревнует». Это не фразы, а отмычки, обыкновенные, демагогические. И все-таки он испугался, как сказала бы Валентина, «втянул живот». «Будем считать, что разговора у нас не было». Был разговор, был. Что же тогда было, если не разговор? И Байковым он поможет, квартиру даст. И тогда она, Женя Тарасова, напишет статью, в которой пощадит его возраст, фронтовые заслуги и сегодняшний пост. Смысл этой статьи будет в том, что если бы каждый человек помогал хотя бы одному человеку, все люди были бы счастливы. Конечно, она напишет не так прямо, не в лоб. Она напишет так, как написала бы Валентина: «Вы знаете, какого цвета счастье? Вам мнится, что оно розовое или голубое, а у него строгий двойной цвет: черный и белый. Черный – это когда квартира запущена и надо мыть полы и окна, стирать белье, искать водопроводчика, чтобы тот починил кран на кухне. В белый цвет окрашены другие часы жизни: в духовке поспел пирог, по телевизору показывают фигурное катание, сын, с розовыми щеками после купания спит в соседней комнате чистым глубоким сном. Но, чтобы у счастья были эти два его цвета, нужна квартира. Непременное, изначальное условие человеческого счастья...»

Она шла к троллейбусной остановке и страдала, что эти – такие замечательные – строки не задержатся в памяти, исчезнут, когда придет пора писать. Надо бы остановиться, достать блокнот и прямо здесь, на дороге, в вечерних сумерках записать эти слова, но не было сил, к тому же подступила жалость к себе: Антон уже час назад привел Саньку из детского сада, сидит в кресле, читает книжку. Дитя бродит по квартире голодное, чайник на плите выпускает последний пар, а он все читает книжку. Завтра поведет Саньку в детский сад в той же рубашке и носках, воспитательница скажет: «Мама, конечно, в командировке». Когда же их мама вернется домой, наградой за ее вот эту неприкаянную жизнь в чужом городе по чужому делу будут слова Антона:

– Слушай, когда-нибудь этому будет конец? Она ответит:

– Будет. Если ты женишься во второй раз более осмотрительно. Но помни, что актрисы ездят на гастроли, спортсменки – на соревнования, ткачихи везут в другие города опыт, а докторши и кандидатши наук обожают симпозиумы тоже подальше от собственного дома.

– Во второй раз я женюсь на лифтерше тете Паше, – ответит Антон. У него легкий характер и доброе сердце, он не выносит длительных ссор, – она свяжет мне шарф.

– Я тоже что-нибудь свяжу своему второму мужу. Вернусь из командировки, увижу чистые полы, посуду, уют и красоту, которую он навел, и прямо с порога начну вязать.

Мать Антона, которая приходит в воскресенье и слушает иногда такие разговоры, качает головой и просит:

– Дети, не гневите бога.

Эти слова означают, что у них хороший дом, хороший сын, а вот такими разговорами можно накликать беду.

Но есть у них и другой повторяющийся разговор, когда они не могут друг друга понять и ссорятся всерьез.

– И все-таки я не понимаю твою работу, – начинает Антон, – кто ты такая, чтобы писать о людях и выносить им приговор?

– Я газета, – отвечает она, – частичка газеты. Ты думаешь, что газета – бумага, а газета – это люди: он, она, я...

  • В закладки
  • Вставить в блог
Представьтесь Facebook Google Twitter или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.

В 4-м номере читайте о знаменитом иконописце Андрее Рублеве, о творчестве одного из наших режиссеров-фронтовиков Григория Чухрая, о выдающемся писателе Жюле Верне, о жизни и творчестве выдающейся советской российской балерины Марии Семеновой, о трагической судьбе художника Михаила Соколова, создававшего свои произведения в сталинском лагере, о нашем гениальном ученом-практике Сергее Павловиче Корллеве, окончание детектива Наталии Солдатовой «Дурочка из переулочка» и многое другое.



Виджет Архива Смены