...Сначала они тренировались в спортивном зале Дворца машиностроителей. Зал был огромный, с коричневым полом, голубыми стенами и большими окнами под самым потолком, прикрытыми от ударов мячей решетками. И были два кольца на синих щитах с изодранными старыми сетками, и во время разминки до них надо было дотянуться мокрой ладонью всякий раз, когда пробегаешь под щитом. И ты тянешься и тянешься к кольцу рукой и еще не можешь дотянуться... Возвращаясь домой, ты еле волочишь за собой от усталости сумку, в которой всего-то мокрые и вонючие от пота трусы, майка, носки, кеды и полотенце. Три раза в неделю ты стираешь их сам, изводя всякий раз чуть ли не пачку импортного порошка, за который тебе достается от матери. И делаешь это не только потому, что мать отказалась возиться с этим барахлом, уверенная, что баскет мешает учебе и что из-за него ты не поступишь в институт, а она уже тогда только об этом и мечтала, – а потому просто, что даже стирать и гладить его тебе нравится самому. И это только начало.

Потом тебя начинает забирать все сильнее. Потому что уже начались игры, и ты узнал, что такое играть по-настоящему, когда зал набит орущими людьми, прижавшимися к стенам и следящими за каждым твоим движением, а ты не видишь ничего, кроме белых маек «своих», новенького ярко-оранжевого мяча и кольца с новой белой сеткой, резко сужающейся внизу, из которой брошенный тобой мяч, раскачиваясь, вываливается медленно и нехотя, словно подчеркивая твое торжество. И все завороженно смотрят на него. И ребята играют на тебя, потому что сегодня ты неудержим. А твой взгляд прикован к кольцу, к которому опять летит мяч, а твоя правая неясно описывает его движение, словно бережно охраняя его в полете, но уже не потому, что ты помнишь, как тебя учили не опускать резко руку после броска, – ты не опускаешь ее потому, что бросок у тебя уже идет естественно и механически совершенно, как дыхание. И хотя до щита несколько метров, ты как рукой вкладываешь мяч в кольцо. А дома ты ешь сахар прямо из пакета, потому что сахар нужен для роста и крепости костей, а тебе ничего не нужно в жизни так, как рост и сила.

Было время, когда ты играл первым.

После игры торопливо моешься под душем, если он есть и вода не отключена, а потом с достоинством и небрежностью посвященного возвращаешься в зал, где уже играют ребята постарше. После вас играют целых три команды. Через год уже две, а там и одна. Сначала ты просто смотришь, как играют старшие ребята, а потом смотришь и думаешь, что из одних может что-то получиться, а другим можно смело завязывать, потому что бесполезно. Можно, конечно, и поиграть для здоровья, усмехаешься ты и толкаешь локтем своего партнера: «Пашет Саня, старается...» И он понимающе усмехается тебе в ответ, потому что он думает о том же. И вы еще не знаете, что и вы уже разделены на тех, кому дано, и остальных.

Но приходит и твоя очередь. Однажды на тренировке ты задумываешься вдруг о том, почему бросок, который у тебя никак не получается, у тощего веснушчатого Софронова, тайком курящего и выпивающего, пошел сразу. А во время игры ты никак не успеваешь за парнем, которого тебе поручили прикрыть. Ты очень хочешь успеть. Ты из кожи лезешь от усердия. Но ты не можешь. И в перерыве ты ждешь упреков, но тренер молчит и смотрит на тебя спокойно и даже ободряет. И тут до тебя доходит – он уже знает. И ты понимаешь, что он знает.

Сначала, конечно, не веришь и хочешь доказать всем, что это ошибка. Ты очень хочешь доказать. Может быть, первый раз в жизни тебе так хочется, больше всего на свете. И только об этом и думаешь. Терзаешь себя на тренировках, встаешь затемно и опять начинаешь гонять гудящее от недосыпания тело. Кажется, что все зависит от того, сколько километров в день набегаешь, сколько часов проторчишь под щитом. И так, пока не поймешь, что от этого зависит многое, но совсем не все.

Перед игрой ты смотришь на тонких длинноногих мальчиков в белых майках и красных трусах, самозабвенно, отрешенно от всего мира разминающихся в раздевалке и слышащих только приглушенные выкрики, доносящиеся из зала. Это ребята из твоей команды, и ты один из них. И вроде бы единственное, чем вы отличаетесь – номера на майках. Но это не так. Вы давно уже разделены на тех, у кого есть будущее, и тех, у кого его нет. Разумеется, речь только о баскете. Но ведь тогда ты не мог себе представить свою жизнь без него. И одним из вас дано много, а другим так мало, что скоро оно перейдет в новое качество – в ничего. И скрыть это превращение невозможно. Оно очевидно для всех. И для тебя самого тоже. Можно пытаться не замечать его какое-то время, но однажды оно станет столь явным, что останется только смириться. Да тебе и не дадут не замечать его долго. Тебе напомнят об этом безжалостно, на глазах у всех – в игре посадят на скамейку, выведут из основного состава, не возьмут на сборы... А результат всегда один – признать свое. Можно загонять себя на тренировках, надорвать сердце, измочалить, порвать мышцы, можно мучиться завистью, можно попробовать пить... Да мало ли что можно! А нельзя всего-навсего одного – играть так, как те, кому дано. И никто в этом не виноват. Никто. Не мать же обвинять, что родила не такого...

– О господи! – не выдержала Наташа. – Никак не пойму, чего тебе так не хватало! У тебя такие данные...

– Вот именно данные, – хмыкнул Толик. – Кем-то данные, а больше подзанять негде. Я бы себе выбрал не такие. Во-первых, рост. Играют ребята и поменьше – и как играют! Но у них все другое – подвижность, резкость, пас, бросок. А у меня... Если бы я хоть выбрасывал стабильно, а то один день попадаю, а другой – никак. Что вот у меня действительно было – в игре я очень заводной. Проигрываем безнадежно, все встали, а я убиваюсь, как будто от этого жизнь зависит. Мне с моими данными еще бы сантиметров на пятнадцать подрасти... А я в пятнадцать лет расти перестал. Сколько тогда было, на том и остановился. Вернее, вырос – на два сантиметра. Каждый день рост измерял – бесполезно! – засмеялся он.

– И что же было потом? – как-то странно-нетерпеливо спросила Наташа. Толик пожал плечами.

– Я решил стать тренером.

– Так прямо сразу и решил?

– Не знаю. Наверное, все-таки не сразу. Может, потому, что я уже учился в техникуме и решил... Хотя нет. Как-то это само собой получилось.

– Ах, само собой, – насмешливо повторила Наташа. – Слушай, а у тебя не появлялось желания вообще бросить это занятие?

– Бросить? – удивился Толик. – А почему?

– Ну, раз из тебя не может выйти по-настоящему хорошего игрока... – нетерпеливо принялась объяснять она.

– Конечно, жалко, что так получилось, – медленно сказал Толик. – Но я могу стать хорошим тренером. Действительно хорошим.

Он чувствовал, что-то в его словах раздражает Наташу, но никак не мог понять, что именно. Он внимательно посмотрел на нее, словно это могло помочь.

Наташа сидела, опустив голову. Локти она поставила на столик, и ее узкие плечи приподнялись под тонким, светлым свитером, а легкие светлые волосы прикрыли лицо. Узкой ладонью с проступающей по запястью зеленоватой развилкой вен она зачем-то пыталась накрыть пивную кружку. Но ее ладони для успеха этого предприятия было явно недостаточно.

– Но играть сам ты уже не будешь? – сказала она, разглядывая свою руку.

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• 2
• 3
• 4
• 5
• 6
• 7
• 8
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.