Исходные данные

Уже у самого учебного Толик перешел на шаг и еще с минуту потоптался на асфальтовом пятачке за корпусом, успокаивая дыхание. И вдруг услышал:

– Товарищ старший сержант! Он обернулся.

Почтальон Лазурко стоял на цементных ступенях перед входом в учебный и смотрел на него строго и пристально, с мрачной неприязнью. Это был его обычный вид, который давно уже вызывал у Толика лишь улыбку, но тут ему вдруг стало не по себе от этой мрачной строгости, и, чтобы избавиться от неприятного чувства, он специально грубо спросил:

– Ну? Чего там?

– Я сейчас на почту еду. Если у вас есть письма – давайте, сразу отправлю. А то потом придется несколько дней ждать.

– Письма? – переспросил зачем-то Толик. А потом вдруг закивал послушно, забормотал, что сейчас принесет, хотя нести ему было нечего.

Почтальон смотрел на него все так же пристально и серьезно, и он, словно подталкиваемый этим взглядом в спину, побрел к казарме. Идти нужно было, как и вчера вечером, через пустынный плац, но он зачем-то свернул в противоположную сторону, за угол учебного, и испуганно замер там, прислонившись плечом к стене, опустив голову. У него словно не было сил идти через громадный плац под упершимся в него взглядом почтальона.

Тяжело шаркая по размякшей дороге измазанными сапогами, мимо Толика прошла смена караула с пятого и шестого постов. У ребят были осунувшиеся, чем-то неуловимо схожие после бессонной ночи лица. Он смотрел в их ссутуленные под тяжестью автоматов спины и понимал, как мучительно неприятен, отвратителен он сам себе. Ощущение стыда было столь острым и непереносимым, что он уже не мог просто стоять, а терся плечами и затылком о беленую стену, пачкая известкой спину и волосы.

А за плацем, казармами, полями, дорогами, лесами, городами, островами, из-за безмерного пространства океана всходило солнце. Оно было уже рядом. А там еще ночь, вспомнил он. Там еще эта ночь впереди, и можно прожить ее вместе с ними, вдруг подумал он со страхом и надеждой.