Роман. Окончание. Начало в №№ 14 – 21.
В эту ночь Бугаев долго не мог заснуть. Беспокойно ворочался на скрипучей раскладушке. Снова и снова вспоминались ему события отошедшего дня, мелькание знакомых и незнакомых лиц, удивительное ощущение, которое испытывал уже не один раз, но которое всегда неприятно волновало, – ощущение раздвоенности, когда приходилось скользить равнодушным взглядом по лицам своих близких товарищей и встречать в ответ такие же безучастные взгляды, понимая, какое напряженное внимание кроется за ними. А потом кружить на машине по городу, путать следы, стараясь, чтобы твои товарищи их не потеряли. И ощущать рядом теплое плечо врага...
Бугаев вспомнил о том, что рассказал ему полковник про рыжего парня, усмехнулся. «Я-то сразу понял, что ты не Вася. Но вот что ты еще и Николай Борисович Осокин... Такого сюрприза не ожидал!» Он стал перебирать в памяти все известное о рыжем. Выходило, что ничего серьезного об Осокине-младшем он не узнал. Никаких фактов, одни ощущения. «А участковый инспектор нашим ребятам сразу гору фактов выложил. Все правильно».
Бугаев вдруг вспомнил, как улыбнулся рыжий, когда он предложил ему в машине бутылку пива. «Ха, каждый улыбнется, когда его угощают пивом! – хмыкнул он, понимая, что не прав, что улыбки бывают у людей разные. У рыжего улыбка была добрая. – А как насторожился парень, когда я ему сказал про тюрьму? «Живым не дамся!» Детская бравада. Он еще непуганый сопляк. Никогда не сидел. Это я правильно подметил. Здесь мои ощущения меня не подвели. А вот рожа противная, с дурацкими баками... Баки он, может быть, отрастил, чтобы свои прыщи прикрыть, а лицо?.. – Бугаев повернулся на бок, закрыл глаза. – Спать, спать, Семен Иванович!..»
Но плоское лицо рыжего стояло у него перед глазами. «Теперь-то уж он точно влипнет!» – с этой мыслью Бугаев наконец-то заснул.
И проснулся он с мыслью о том, что судьба рыжего предрешена. «Теперь он влипнет. И научится воровскому жаргону, которым так неумело пытался щегольнуть. И еще многому научится. Тому, что пострашнее любого жаргона».
Он занимался своими обычными утренними делами, а мыслями время от времени возвращался к рыжему. Легкое чувство досады владело им, словно и он, Бугаев, был виноват в грядущей трагедии рыжего. «Как его в это дело затянули? – думал он. – Случай, недоразумение, дурные наклонности? Прямая-то дорожка одна, а кривые разве сосчитаешь? Его бы, как Жогина, в больницу на время спрятать! – усмехнулся Семен. – А потом бы разобрались. А что? – думал он. – Если без иронии?.. В больницу, конечно, нельзя – тут и жуку станет ясно, что дело нечистое, а посадить на десять суток за мелкое хулиганство или еще за что-нибудь... Нет, арестовать его – значит поставить под удар всю операцию. Бандиты насторожатся. Уедут из города. И начнут все снова. И найдут еще какого-нибудь рыжего. Не рыжего, так брюнета... – Бугаев вздохнул. – Выходит, положение для тебя, рыжий, безвыходное...»
Он особенно расстроился, когда при очередном разговоре узнал от Корнилова, что рыжий – действительно родной сын Бориса Дмитриевича Осокина.
– Мистика! – выдавил из себя Семен.
– Никакой мистики, – с иронией отозвался полковник. – Анна Тимофеевна Санжарова, мать Николая Осокина, была первой женой Бориса Дмитриевича. Ровно год. Он успел дать новорожденному свое имя и уехал в Москву учиться.
– Ах, он уехал учиться! Нянькать сыночка не захотел! Как же, как же! Он бы мешал готовиться к экзаменам! Борис Дмитриевич выучился, а нянькаться с Николаем Борисовичем должны теперь мы...
– И с ним самим, – буркнул Корнилов и тут же оборвал разговор об Осокиных, спросив: – У тебя что нового?
– Тихо. Ни звонков, ни гостей...
– Хорошего мало, – сказал полковник таким тоном, словно сам Бугаев был виноват, что преступники ему не звонят. Потом добавил потеплевшим голосом: – Колокольников в себя пришел. Белянчикову разрешили свидание. Ни рыжего, ни «студента» Леонид Иванович не признал. Говорит, что мужчина, за которым он следил, был покрупнее. И «морда ящиком». Попробуем составить фоторобот...
Этого третьего, неизвестного, Бугаев увидел ровно через десять минут после того, как повесил трубку и подошел к своим «Жигулям». В машине на переднем сиденье вальяжно развалился рыжий с сигаретой в зубах. А на заднем маячил какой-то здоровый тип в потертой кожаной курточке. «Вот уж действительно «морда ящиком», – подумал Семен, неприязненно разглядывая его круглую физиономию. И, сузив глаза, зло спросил у рыжего:
– Что за штучки?
– Семен Иванович, не сердись! – Рыжий как-то сразу сжался под взглядом Бугаева и смотрел на него заискивающе. – Мы тебе несколько раз звонили – все занято и занято. Подумали, деваху какую-нибудь клеишь по телефону... «Студент» опять звонит тебе, а мы отдохнуть решили... – Он вдруг вытянул шею и посмотрел в сторону. Бугаев тоже повернул голову и увидел идущего от соседнего дома «студента». Там была единственная телефонная будка...
– Рассказал бы я тебе, как один фрайер на моих нарах захотел однажды отдохнуть, – сказал Семен, – да времени нету. Дела зовут. Давайте выкатывайтесь...
– У нас тоже дела, Семен, – услышал Бугаев примирительный голос «студента» у себя за спиной и почувствовал на плече его руку. – Сядем, перекинемся парой ласковых.
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.
Рассказ