И флаги как крылья

Снимал майку, вытягивал ноги. В шахматы играть я сам выучился по книжке Капабланки. И мат его знал с жертвой ферзя. Такой мат. каждый палец оближешь в отдельности, как сахарный. Вот и Колчину с Поповым могу показать, если утомятся, не жадный. Секрет раскрою на ладошке.

Попов в запасных вратарях ходил за «Динамо», а Колчин — тот сразу во все игры умел, как многорукий: и бегал, и прыгал, и копье кидал. Шест бамбуковый под ним гнулся, а не ломался.

— Шах! — сказал Колчин. Раскинул широкие плечи. — Как я тебя, а? Как я тебя! Одной левой.

Я чуть не захлебнулся, глазам своим не поверил.

— Конь же так не ходит! Он через клетку прыгнул...

Тут мой лоб раскололся пополам от шелабана. Брызнули искры!

— Не встревай!

— Ты, Коля, гигантски конем скачешь, — мрачно сказал мосластый Попов, возвращая фигуру на место. — Спасибо, мальчик.

Я проморгался. Но Колчин еще меня смазал по макушке.

— Это ты Букашка? Кого, думаю, снизу гонят. Глазастый, однако.

— Он очень хороший мальчик! — сказал Попов. — Не обижай маленьких.

— Дуй отсюда, малец! — приказал Колчин.

И я потек в сторонку от шахмат. Пускай портят древнюю игру, двигают фигурами как попадя. Если бы я им показал мат Капабланки, от восхищения бы Митянина прогнали с беговой дорожки за обзывательские привычки. За что же мне шелабан-то дали, как медаль в лоб вбили? А я им, дурачок, завидовал: и Митянину, выдувающему из себя воздух, и Попову, сгорбившемуся над шахматами, и Колчину-обманщику...

Но странно, как только я подходил к воротам, как только прокатывались шелестом, неостановимым гулом и вздохом флаги по сини, печали мои улетучивались сами собой. Большое, высокое небо уносилось неведомо куда вечными облаками.

Глянь, стоит! Не одемшись... Тапочки напялил. Эй, хвальба, где задрипанную скрипку оставил? Замерзать пришел...

— Ноги худые показывает...

Задирали с угла Махмутка с Кокошей: один — чернявый, с большой головой, другой — вихляющийся из стороны в сторону, белесенький, точно бы пухом присыпанный.

— Взгреем или погодим? — ерепенился Кокоша.

— Куда денется...

Я не отвечал. Нет их, и все, говорил себе. Места, может, много занимаю? Жалко им, что ли? Флаги небось не ихние. А во двор, где помойка прижимается к забору, не лезу штаны мелом марать. На что и глядеть там? В футбольный день с этой помойки, как с пружины, на забор взлетают и сигают вниз пацаны, никакой милицией не удержишь. А «хозяева», вот эти самые — Махмутка с Кокошей, — при «барыше». Короли! К ним тогда уважение, улыбочки бесконечные, пряники, печенье, конфеты, ешь не хочу. Кто что тащит за прыжок с забора. Обязательно страх берет за грудки, но лишь на миг короткий, когда приноравливаешься, проворство собираешь, зато потом нагуляешься, глазами кидая по простору зеленого поля.