Я стоял и покачивался, как крепко завинченная бутылочка, набитая по горлышко звенящими пузырьками воздуха. Земля то подымала меня, то опускала. Дома клонились ко мне, когда я взбегал глазами наверх. Пузырьки воздуха прыгали, скакали по стенкам груди, разрывались от ликования. И не было конца радости глядеть на плотный, исхлестанный шелк флагов. Привораживающий шум летел над головой, застилая небо.

Я и к трибунам выходил, к беговым дорожкам, к полевой мягкой травке, только-только обрызганной из шланга. Бывало и так, что главный охранник Жучок, как все его звали за черноту волос и кожи, доверял мне длиннющую «кишку», а сам садился на барьерчик перекурить и обмахнуться кепкой от скопившегося жара. Быстрая вода жужжала у меня в руках, изгибалась сильной струей, и я знай нахлестывал справа налево от центра поля к вратарской площадке. Посмеивался, как звенел мелочью.

До полудня совсем было пусто на стадионе. Поле отдыхало — дышало травкой, даже бабочки слетались к нему.

Но один упрямый бегун все же выволакивал барьеры почти каждодневно. Устанавливал их один за другим повдоль стометровки. Потом обметал о траву босые ноги и обувал шиповки. Был он до того жилистый, свирепый с виду, подстриженный коротко под «ежика», что мне мерещилось, когда он, как большой пес задними лапами, отбрасывал шиповками черную пыль от себя назад, разжигая кипучую злость, — мне мерещилось, вот как разгонится, как воспламенится, и не остановить его уже нипочем, хоть канатами привязывай, до самой Волги убежит, перемахивая через ограды и крыши. Летун!

— Рекорд побить собираешься. Митя? — приветствовал его Жучок.

— Побью, не задержится! Раздавлю шипами.

— Ох и жгучий ты человек, сам порох! — подзуживал лениво Жучок. — Не напасешься на тебя рекордов. Не побейся вот.

Вообще-то бегун был не Митя, а Митянин, да Жучок по-свойски его окликал. чтобы с другими не перепутать...

— А это что за букашка на газоне? — удивлялся бегун.

— Помощник! — говорил про меня Жучок. — Лихой паренек. И тебя обрызгать может, когда прохладиться захочешь.

И девушка подле них танцевала птичьим шагом. По-другому не скажешь: танцевала! Придавливала слегка жесткую дорожку тапочками по краю, заряжалась для захватывающей пробежки, мелко-мелко перетаптывалась.

— Тебе. Рита, посвящаю первый забег. Засекай. Ух! — рявкал приготовленный к броску Митянин. Багровея шеей, тряс кистями рук, клацал зубами и взрывался, будто земля отшвыривала его щепкой.

Наверное, он спервоначалу не разогрелся как следует, захлестнула его могучая сила, потому и барьеры уложил один к одному с шикарного маху, точно бы сдул с дороги. Сконфузился тотчас. А Рита, держа часики на отшибе, произнесла в тишине:

— Рекор-дик! Вспотеть не успел.

— Убери ты букашку-то с поля! — закричал на Жучка бегун. — Он у меня в глазу торчит. Воду почем зря изводит.

Я тогда бросил «кишку» к ногам, она заизвивалась кольцами, закуражилась змейкой, и побрел на трибуну. Едят их волки!

Там, наверху, загорали в уголке двое за шахматной доской. И на горластого Митянина даже не оглядывались: пускай себе бегает, стучится о барьеры.

Я вскарабкался к шахматистам, переживая за обзывательские, прямо-таки раскаленные слова бегуна: «Букашка!.. Сам он...» Задерживался на секунду, чтобы определить покруче, какой же он: «Сам он тигр бенгальский. Рекордщик несчастный!» И, освободившись от тайного оскорбления, ахал: «Колчин с Поповым рубятся в шахматы! И про свет белый забыли...»

— Здравствуйте! — говорил я. — Меня зовут Бату... Бату я. Молчание накрывало облезлые шахматные фигуры.

Ладно, посижу, погляжу, решал я. Игроки что надо, задумчивые.

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• 2
• 3
• 4
• 5
• 6
• 7
• 8
• 9
• …
• 11
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.