— Чудак ты был, да...
Дуганов тогда весил больше, чем завод и он, Вагин. Неужели опять сюда направили? Директор осторожно спросил:
— Не поможешь с вентиляторами для сушилки? Нигде не дают.
Дуганов ужался на стуле. «Что я сейчас...» Однако кивнул. Тихо сказал:
— Можно мне смену на печке отстоять?
— Соскучился? Мы тебя тут вспоминаем. Когда хотел бы?
— Сейчас, — выдохнул Павел.
Смена начиналась через полчаса. Вагин позвонил, велел передать печь.
Дуганов шагал по заводу. Его узнавали. Он здоровался. «Приехал, — слышалось ему. — Белоглинский же, наш. Ничего мужик-то».
Печь будто ждала, обновленная шифером и асфальтовой площадкой, где выстаивались штабели готового кирпича. Павел дотронулся ладонью, пытаясь поймать на ходу его последнее тепло, и побежал в раздевалку. Тут все было перестроено, перекрашено. Он нашел свое прежнее место. Ему дали комбинезон.
Садчики быстро брали с вагонеток и выкладывали в печном канале рядками и елочкой зеленовато-землистый сырец, оставляя проходы огню, воздуху и газам. Старые садчики, знавшие Дуганова, его хватку, подходили, обещали «дать-дать», поспеть, не подвести. Он попросил делать перекрытие ножек садки на ряд выше, чтоб воздуху и горячим газам было еще раздольней.
Взлетел по лесенке на печь, под шиферный шатер. У подкрылков, с краев, по всему кругу лежал горкой уголек. В ногах тепло, жарко. Павел встал над открытым топливным отверстием, посмотрел на огонь в садке кирпича внизу. Клокотание, рев... Опустил термопару, поддержал, поднял, взглянул: девятьсот.
Он зачерпнул совком уголь, поддел железным крючком крышку в гнезде топливного отверстия и кинул уголек в огонь, на кирпич внизу. По первому разу... Пламя загудело, запело. Пошел и пошел по рядкам с совком, всматриваясь в оттенок раскаленного кирпича, вслушиваясь в огонь.
Стал регулировать винтовыми подъемниками дымовые конуса. Тот на четверть открыт, этот — наполовину, крайний — поменьше. Спешил огонь, но не Дуганов. Он всегда вел обжиг с норовом, как бы нападая на пламя, но не доводил его до предела, помогал, и хватит.
Один круг, другой, третий... Отдыхать не хотелось, только пил газировку. Начал прожигать бумажные щиты в садке внизу, переводил камеры с «дыма на взвар». В передних крышки топливных отверстий открыл: кирпич здесь уже остывал, был в «закале». Жар поднимался, струился под шатром и подрагивал, колыхаясь.
Снизу крикнули, что разбиральщики садки не управляются, надо еще рабочих. Он позвонил начальнику смены.
В печном канале автоматический выгрузчик на гусеничном ходу принимал вильчатым захватом готовый кирпич из разбираемой рабочими садки. Зола от сгоревшего угля летела на пол печи, обнажая в верхнем ряду розовый, звонкий, вот-вот родившийся черепок. Выгрузчик сновал туда-обратно. На площадке у печки выстраивались ровненькие штабелечки еще очень жаркого кирпича.
Дуганов оглядел кирпич: нет ли недожога, пережога, трещинок. «Хорошо вышло...»
Прогудел гудок.
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.
Страницы отечественной словесности
Повесть
Отечество