— Живу. Дочка родилась. А ты?
— Хорошо, — приободрился Дуганов.
— Читали, «приехал, оказал помощь...». Чего не зашел? Адрес, что ль, забыл?
— Ночью неудобно. Приходи ты вечером. В дом приезжих.
— Ладно...
Дуганов пошел, не оглядываясь: знал, что Петр смотрит в спину.
...Это он, Петр, посоветовал, подбил доказать, что, мол, по-другому кирпич нужно обжигать, нечего впихивать в печь до предела, лучше реже сажать, дать простор воздуху, а с ним и огню. Стал он, Дуганов, на печь и выдал кирпичиков столько, что не поверил. Кирпич стоял штабелями, звонкий, красненький, отдавал жаром. Запарившимся выгрузчикам напиться было некогда. Смена вволю была обеспечена сырцом и, конечно, подготовлена. Никто не попрекал этим, никогда. Да и за что? Потом уж он сам стал требовать, чтобы организовывали условия для его скоростного обжига. Ему должность дали — инструктор и предложили переехать в столицу республики, выделили квартиру. Жили с Тоней в новом доме, в хорошей комнате, но поехала она в город с неохотой. Тоскливо смотрела на мужа, не нравился он ей в сером красивом костюме из ателье высшего разряда, в шляпе. Времени у него теперь не хватало, а тут еще поступил в заочный техникум. В бюро техпомощи создали отдел передачи технологического опыта, и его поставили начальником, но хорошего из этого не получилось. Хотели научить руководить, а он кричал на людей, порой не приходил вовсе, сидел один в своей трехкомнатной квартире: Тоня уехала обратно. Отделом фактически заведовал инженер-технолог, а его, Дуганова, по собственной просьбе просто посылали на заводы. Тут он был как рыба в воде: у него же сметка, добрые руки. Опыт. Правда, уже тогда стал понимать, что этого мало. Выжимал из своих приемов обжига все. Приходилось подолгу налаживать работу почти каждой печи: договор, деньги, его доброе имя, а главное, совесть, ею он никогда не кидался. Месяцами пропадал в командировках. Нового в работе от него уже не получали, метод «дугановский», где молено, освоили. Он вроде лишним себя почувствовал, стал ругливым, упрямым; то, что делали в бюро техпомощи, не понимал и не принимал. Учиться-то в техникум пошел, но поздно ведь. На работу в бюро являлся без всякой охоты, отсиживал часы. Вечером, когда к нему зашел Уфимцев, сказал:
— Ты прости. Не хотел, чтоб меня здесь видели.
— Не понимаю я тебя, Паш, что-то. Нельзя тебе таиться.
— И так все на людях да на людях. Не за тем я сюда приехал.
— А зачем?
— Не знаю...
Сам думал: «Не нужен я тут. Так, разговор один. Похвастаться — земляк. И все... За столько лет не нашел времени приехать, — корил он себя и спрашивал: — Тоней бередить душу не хотел? Многое забывать стал в славе той сахарной, проклятой. Даже вот Петьку, сменщика своего. Потом-то уж гордость. Обида. Чего ж они-то здесь не интересовались, как ему там, на людях? Забыли...»
— Бросил ты меня, Петь. Вытолкнул вперед и бросил.
— Это как же? — удивился Уфимцев.
— Да уж так. Сколько зим прошло. Даже весточки не прислал.
— А ты вспоминал нас?!
— Вспоминал!.. Как вечер, так куда-нибудь следуй, приглашение печатное лежит. Разве можно не пойти? Газету почитать некогда.
Петр забегал от стола к двери.
— Ну да, ты вон какой стал. Сперва областной, потом республиканский. До нас ли тебе! Может, поэтому я и не ехал, не писал.
В 12-м номере читайте о «последнем поэте деревни» Сергее Есенине, о судьбе великой княгини Ольги Александровны Романовой, о трагической судьбе Александра Радищева, о близкой подруге Пушкина и Лермонтова Софье Николаевне Карамзиной о жизни и творчестве замечательного актера Георгия Милляра, новый детектив Георгия Ланского «Синий лед» и многое другое.
Отечество
Страницы отечественной словесности
Слова, не подкрепленные делом, полуправда, нежелание видеть истинное положение вещей, привычка делать только то, что прикажут... — вот с чем столкнулись молодые рабочие