Горячий север

Вениамин Колыхалов| опубликовано в номере №1410, февраль 1986
  • В закладки
  • Вставить в блог

Дедушка мой костыли для сибирских госпиталей делал. Я еще на подходе к избе заметил их. Дюжины две стояли возле поленницы. Новехонькие, нагоняющие печаль и тяжелые предчувствия. Так и вышло. Дома два слова навылет прошли: отец погиб. Сокращала нас война шибко. На другом фронте батя дрался, другой судьбе в руки дался.

Ребятенок у нас с Марьей до войны не было. Потом уже послепобедные пошли. Так подумаешь, что про мою некозырную жизнь рассказывать? По чужим землям не слонялся, к васюганской, как зуб к бороне, приставлен был. Время окрика не боится. Идет себе, идет, следы-денечки за собой заметает. Молодость, ребятки, — солнцепек жизни. Весь свет на вас. Мы родственники по боевому духу: я в ударной армии воевал, вы на ударной стройке работаете. Полсуток труду отдали, веселинку не обронили. Ринат просил про сорок четвертый год рассказать. Сами знаете — страна уже крутую повертку к победе сделала. Тыл всегда был главным резервом фронта.

Наш колхоз рысью не бежал и в хвосте не плелся. Земля умеет крепить дух и забирать силу. Мы отдавали ее хозяйству, как вы нефтяному делу, — честно и сполна.

Лето в тот год стояло сырое. Не успеет один дождь пройти, на пятки другой наседает. Мука с сенокосом. За две недели до страды попросил дедушку: «Делаешь костыли, сострогай мне какой-нибудь протез — при косьбе косовище поддерживать». Стал отговаривать: «Какой ты косец с одной здоровой рукой? Будешь литовки отбивать, и то помощь». Я настоял на своем. Тогда у меня плечевая кость успела немного ожить. Руку чуток развил на легких работах. Вытянули мы ее на отлет, подвели под кисть черемуховую подпорку. Она с поясным ремнем на кожакзм шарнире соединялась. Ушел за баню испытывать на крапиве дедушкино поделье. Сделал несколько взмахов, заискрилось в глазах. Из-за стайки жена наблюдает. Нутром, что ли, чуяла Мария боль мою? Взмахну косой — морщится, рукой глаза закрывает. Бодрюсь, кричу ей: «По-о-йде-е-т дело! И-и-эх, раззудись, плечо, размахнись, рука!» Какое там раззудись?! По телу костолом идет. Звезды из глаз в крапиву валятся. «Жми, — думаю, — Трифон, ты от назьма — сдюжишь». Кошу — сыромятные пристежки скрипят, распорка потрескивает. Подошел дедушка, остановил. «Ну, косец, откажешься от затеи?» — «После покоса откажусь».

И колхозу, и себе сено поставили.

К боли телесной привыкнуть можно. К плачущему сердцу — нет. До сих пор по отцу обливается. К середине сорок четвертого года погибших колбинских мужиков стало семеро. Мария в избе-читальне специальный уголок оформила: «Герои войны». Четко и крупно фамилии написала. Фотографии в семьях фронтовиков попросила. На столике всегда цветы стояли. Летом — полевые да луговые. Зимой — герань. Висела карта страны. Продвижение наших армий обозначали мы флажками. Ломила красная сила фашистскую.

В нашем колхозе комсомольцев горсточка была. По трудодням от взрослых мужиков не отставали. Ломовых, страдных трудов много набиралось. Война силы урезала. На каждые плечи по лишней натуге прибавила. Солнышко нас в постели не захватывало, не стыдило лучами из окна. Дедушка все, бывало, внушал: «Прозеваешь зорюшку — калач упустишь. Лень липкая. Прильнет — дресвой не отскребешь. Не давай ей потачки».

Попросили мы у председателя комсомольское поле. Звено свое сколотили. Замахнулись в уговоре на стопудовый урожай. Землю-то словами не усыпишь, не успокоишь. Ей дело вынь да положь. Кряхти, усердствуй на пашне. Плуги подготовили, бороны. Лошадей подкормили. Сеялки проверили, чтобы семена вытекали нормальной струей, не захлебистой. Взбили землицу — периной пуховой лежала. Посеяли. Всходов ждем. Вот и шерстка зелененькая показалась, в отроет пошла. Тут и дождик под зеленя подоспел. И насели на наш хлебушко сорняки. Прут из-под земли такие бодрые, наглые, соки питательные вытягивают.

Кликнула однажды нас Мария на комсомольское собрание. Предлагаю: «Почему бы его в поле не провести? Чего в избе-читальне сидеть, время тратить? Будем сорняки выпалывать и наговоримся досыта. Нам поле протокол подпишет». Встали. Пошли. Школьников прихватили.

Стали мы мертвить осотник и молочайник. Идем на него стеной, чихвостим, дыхание земли улучшаем. И дела разные комсомольские обговариваем. Летом ведь не только день год кормит, — час жалко упустить. За несколько выходов сняли сорное иго с поля.

Растет наш хлебушко, силой наливается. К уборке затяжелел, колосья бобами висят. Налетели ветры, в лежку стебли устелили. Где косами, где серпами брать пришлось. Ни одного вихра колосового не оставили. По сто одиннадцать пудов с гектара взяли. О нашем поле комсомольском газеты писали.

Самое страшное зрелище на войне — спаленный хлеб. Идешь таким полем, словно прах живого существа сапогами топчешь.

Война мне на молодость выпала. Взяли от поля труда. Привезли к полю боя. Прикрепили нас, необстрелянных, к бывалым солдатам — крестникам войны. Первые дни казалось: все пули вражьи на тебя летят и окопные рвы слишком мелкие. Привык. Под Курском фашисты пехоту нашу остопорили. Отошли мы. Окопались. Лежим, наступления своих ждем. Враг танковым прорывом хотел расклинить войска. Не удалось. Дуга орловско-курская крепкой, неломкой оказалась. Оглобли-то немец к ней не сумел приделать, а повернуть их мы принудили...

На улице под перебор гитарных струн прозвенел красивый голос:

За болотным темным Васюганом
Вы найдете непокорных нас.
Мы живем за тем меридианом,
Где Макар телят своих не пас...

Трифон помолчал, вникая в слова песни.

— Хорош куплет, но с осечкой. У нас здесь все пасли: телят, овец, свиней. Любая живность быстро мясо нагуливает на тутошних лугах.

— В Пионерном свинокомплекс построили, — добавил Ахметов. — И у нас скоро живность будет.

— Верный доход и подспорье для столовых. Тут без своего мяса и рыбы грешно жить. До всего, правда, руки нужны, но у вас-то их тысячи. Вода всегда молода, и ударные стройки силой молодой не обижены. Есть чему дивиться, глядя на вашу технику. Колеса — по грудь. Экскаватор целую песчаную сопку насыплет в кузов, самосвал легковой машиной несется. Мы в колхозе каждой конной жнейке радешеньки были. Пуще глаза берегли. Все вспоминаю Костарева, председателя нашего. Мимо ржавого обруча не пройдет, чтобы не поднять, не отнести в кузницу. Однажды сенокосчик брусок обронил на лугу. Всей артелью искать заставил.

Стали мы к празднику комсомольскому концерт готовить. Мария говорит: «Ты бойца Красной Армии сыграешь. Форму солдатскую привез, порохом еще пахнет». Отбояривался: «Какой из меня артист? Я свою роль на передовой сыграл. На сцене пусть кто-нибудь другой в мою гимнастерку наряжается. Сам пуговицы, пряжку на ремне начищу». Жена слушать ничего не хочет: играй — и весь разговор. Пленного фрица должен был исполнять Генка Корольков. Ему в сорок четвертом семнадцать исполнилось. Смотрелся бугаем добрым. Природа, выкраивая его плечи, полметра лишку прибросила. Непонятно, с кого она брала такую мерку. Напялили на него лохмотную одежонку. Дескать, в сталинградском котле побывал, поварился, мундир истрепал. Свастику на рукаве нарисовали. Очки позаимствовали у деда Порфирия, шорника колхозного. Помню: очки старенькие. На одном стекле трещина, другое будто запотелое. Роль Генки короткой была. Он должен был бормотать в страхе: «Гитлер капут! Рус — гут!»

  • В закладки
  • Вставить в блог
Представьтесь Facebook Google Twitter или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.

В 7-м номере читайте о нашей первой женщине-дипломате Александре Коллонтай, об истории написания портрета баронессы Икскуль фон Гильденбант – одного из самых известных произведений Ильи Репина,  о жизни известнейшего театрального деятеля Владимира Ивановича Немировича-Данченко, о наших замечаетельных мастерах – реставраторах Русского музея, о создании свадебного марша Мендельсона, о великом русском ученом и путешественнике Николае Николаевиче Миклухо-Маклае, новый детектив Елены Колчак «Смерть в замке» и многое другое.



Виджет Архива Смены

в этом номере

Коммунистом быть

Владимир Чичеров, бригадир слесарей-сборщиков объединения «Ленинградский Металлический завод», член ЦК КПСС, депутат Верховного Совета РСФСР, дважды Герой Социалистического труда

Зовешь? Веди!

Раиса Злобина, секретарь Липецкого обкома КПСС

Понимание против потребления

Борис Неменский, Заслуженный деятель искусств РСФСР, член-корреспондент Академии Педагогических наук СССР