А ведь бывает иначе. Подросток вдруг начинает критически относиться ко всему, что делает или о чем говорит мастер. Взгляды и убеждения его почему-то вдруг становятся не по душе мальчишке. И тут уж ему не прикажешь строго и раздраженно: делай так или этак. Он в этом случае замкнется в себе, если не станет дерзить открыто и вызывающе. Все прежние мосты, так терпеливо наводившиеся мастером, могут быть безжалостно разрушены. Подросток уже не пытается определить, в какой мере действия мастера справедливы. Снежный ком взаимной неприязни вырастает до громадных размеров. Подавляя с трудом глухое раздражение, вызванное поведением нерадивого ученика, мастер сам теряет способность объективно разобраться в причине возникшей враждебности, дать самокритичный анализ своих собственных поступков, найти в них первую, едва заметную ошибку, промах...
Высокий профессионализм мастера – дело обязательное.
Ребята могут простить мастеру почти все. Не простят неумения. Не простят примитивности в показе новых приемов в рабочей практике. Насколько же важен профессионализм в наших отношениях с подростками, похожими на чуткие радары!
Вспоминается группа. Трудная, покинутая уже вторым мастером по многим, весьма неприятным причинам. Как правило, в каждом училище перед началом учебного года есть такая сиротская группа. И те, кому приходилось принимать этакую группу «подкидышей», знают, насколько сложно завоевать в ней авторитет и уважение.
Мальчишки обычно встречают нового мастера с настороженным любопытством и недоверием. Соблазн прощупать, на что способен «мастак», у ребят настолько велик, что будьте, уверены: они не откажут себе в этом удовольствии. Тут уж, как говорится, ухо держи востро...
Меня сразу же спросил хитроватый, с лукавой искоркой в черных глазах паренек:
– Вы у нас какой по счету будете, товарищ мастер?
– Третий, – ответил я. – Думаю, что четвертого не будет.
Шустрый мальчонка Саня Чуркин решил проверить меня уже на второй день практики. Подойдя, он протянул мне две стальные пластины, сваренные прочным швом. По журналу я видел, что Саня – один из лучших учеников. Против его фамилии стояли одни пятерки.
Однако готовность к любым неожиданностям в этой группе заставила меня мельком взглянуть в торец сваренных пластин. Так и есть! Валик шва был слегка сдвинут на одну из пластин.
Саня стоял, слегка пошмыгивая носом, с нетерпением ожидая моей похвалы. За его спиной сгрудились ребята, очевидно, знавшие уже о проделках «кореша».
– Пока. Чуркин, ставлю вам двойку, – сказал я, изобразив на лице сожаление и стараясь выдержать взгляд широко распахнутых глаз паренька. – Шов прекрасный, но прочности в таком соединении нуль.
Саня с изумлением взглянул на своих друзей.
– Да вы что?! – попробовал он возразить, демонстрируя удивление и обиду. – Шовчик что надо! Сила! Какой же вам еще?
– А ну разломи, – приказал я хитрющему мальчишке, отдавая должное его актерским способностям. – Шов, я уверен, у тебя посредине не разломится. Ну?..
Широкоплечий и неторопливый Илья Лобов ударил по Санькиному изделию кувалдой. Шов, как и следовало ожидать, весь остался на одной пластине. Ребята ликовали, хлопая рукавицами по брезентовым плечам своего товарища.
Санька был посрамлен.
Однако «экзаменом» он остался весьма доволен.
– Извините, Виктор Андреевич! Это мы и того мастера так проверяли... Он мне тогда пятерку вкатил! А на вас осечка вот вышла. Двоечку вы мне законно влепили сейчас!
В тот первый день практики, не сумей я тут же раскрыть Санькин подвох, мог бы разделить я печальную участь своего предшественника...
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.