Этот трудный возраст…

Огнев бросился на вора. В точные, злые удары Тимка вкладывал всю горечь несправедливой обиды, нанесенной ему по вине этого подонка с оплывшей от пьянок физиономией... Застыли в дверях, в хлопьях пены, мои ребята, не решаясь остановить разъяренного, похожего в своей ненависти на тигренка Тимку. Стояли, остолбенев от неожиданности, рабочие и тоже не пытались унять паренька...

Надевая рубаху, Иван Петрович сказал четко и громко:

– Вы уж простите нас, ребятки... И ты, Андреич!

Физиономии моих парнишек светились радостью. Снять такое пятно с группы! И кто снял! Мрачный шкет. Нелюдимый бедолага!

Каково ему? Почти всегда один. Матери, кажется, никогда и не бывает дома. Может, поэтому замкнут и всегда непонятно угрюм Тимка... О чем он думает, оставшись наедине? Сам готовит себе ужин и завтрак. Один ложится спать в пустой квартире. Странная, непонятная жизнь у этого паренька. С кем он дружит во дворе?

Позже я узнал многое.

У вихрастого малыша Тимки, похожего на веселого чижа, был отец – большой, сильный и добрый. Потом отца не стало.

Мать приходила все чаще и чаще пьяная, раздраженная и замкнутая. С красными от мороза, негнущимися пальцами. Тимка жил, как хотел. И все это, словно невидимая пыль, ложилось на его душу, покрывало ее ржавым налетом равнодушного отчуждения. Он грубел, научился ругаться. С рыжим соседским Санькой спекулировал возле кинотеатров билетами.

По вечерам собирались в подъезде, придумывали «развлечения». В почтовых ящиках на дверях квартир вспыхивали газеты...

Рыжий Санька занялся хищением на вокзалах и вскоре «загремел» в колонию. Не миновать бы и Тимке его пути, если бы не решил он вовремя податься в «ремеслуху»...

– А сейчас как тебе живется, Тима? – спросил я его позднее, когда уже прочно, надежно «вписался» он в группу. – Не жалеешь, что к нам пришел?

– Что вы! – удивился он. – Мне хорошо с вами... Я не знал, что такие все парни в группе отличные...

– Как мама? – решился я на нелегкий вопрос, не будучи уверен, что Тимка на него ответит. Он и впрямь съежился, но тут же распрямился, как тугая пружина.

– Она ничего, мамка-то... Тяжко ей, конечно, без бати... Я понимаю... Выпивает вот... Но это так, с тоски...

У меня как-то уж очень грустно екнуло сердце. Обычно в таком возрасте подростки безжалостны к взрослым, даже к своим близким.

Тимка же любил и, как мог, оберегал мать от посторонних глаз и грубого слова. Поняв это, я не стал больше ни о чем его спрашивать. А он вдруг с какой-то радостной надеждой сказал:

– Вот окончу училище, и тогда мы с ней во как заживем! Армию отслужу, порядок будет! Москва тоже не сразу строилась... Правда, же?!

Я шел с ним рядом и думал: как хорошо, что училище, группа стали вторым домом для Тимки. Ледяная кора словно бы таяла на сердце мальчишки от живого участия к нему окружающих, Тимка радовался, что ему все верят и никто не сомневается в его честности, что нашел товарищей, друзей...

И еще я подумал о том, как важно мастеру знать духовный мир своих питомцев, не рассчитывать на какой-то фатальный случай, не ждать педагогического чуда, момента, когда ученик сам раскроется в соответствующей ситуации.

И снова вспоминаю я своего веселого и удивительно непостоянного Васю Цыганкова. Сорвавшись на экзаменах в техникум, он появился у меня в группе. Нельзя сказать, что мальчишка с воинственно взлохмаченным смоляным чубчиком очень уж переживал крушение своих надежд и планов. Через две-три недели он и думать забыл о прежней мечте стать энергетиком. Бывает, подумаешь, какая важность!.. Из ПТУ тоже выходят отличные парни – электромонтажники, сварщики, в общем, дельные ребята… Мопед или там, к примеру, магнитофон для них через два-три месяца после училища не проблема...