До беды, как, оказалось, было недалеко...

– Садитесь, – сухо сказал мне следователь и показал на стул. – Послушайте, чем занимался ваш Алешин.

На столе лежала стопка магнитофонных кассет. Я с удивлением посмотрел на Володьку. Он виновато опустил похожую на подсолнух голову.

– На этих пленках записана модная джазовая музыка, – продолжал между тем следователь. – В этом никакой беды нет. Но вслед за музыкой идут матерщина и похабщина. Пластинки, так сказать, с сюрпризом. Задержали его с ними возле ГУМа. Тех, кто снабжал его этими «шедеврами», мы накажем. Мне только хочется спросить при вас самого Алешина. Понимает ли он, что это мерзко, или нет? Будет ли он и дальше заниматься подобным промыслом?

Молчал Володька. И было ему, вероятно, очень и очень тяжко. Страшно было поднять голову и встретиться со мною взглядом. Только ярко горели оттопыренные уши, а по лицу шли багровые пятна.

– Поставьте одну пленку, – попросил я следователя. Володька вскинул на меня белесые брови.

– Не надо! – пошевелил губами почти беззвучно.

Шипела и хрипела кустарная запись. Гремел в маленьком строгом кабинете капитана милиции джаз. Я смотрел в упор на сжавшегося и убитого Володьку. Пальцы его терли, терли выгоревшую, измазанную мазутом штанину. Стонала истошным голосом, рыдала и хрипела отборной бранью магнитофонная лента.

Мне казалось, впервые в жизни Володька казнил себя так, понимая постыдный до ужаса смысл происходящего...

– Порвите все... – глухо сказал он и впервые посмотрел мимо нас в окно потемневшими глазами. Там по стеклу ползли тяжелые капли дождя.

Под ноябрьский праздник взял я у замполита училища два билета на концерт Людмилы Зыкиной. Это одна из моих самых любимых певиц. Просто мне хотелось, чтобы хорошая русская песня коснулась мальчишеского сердца, осветила его своим удивительным огнем, напомнила, быть может, о доме.

– Ну, дает Володька! Ну и везет же! – кричал Федя Лобецкий. – С мастером на концерт идет! Шастал, шастал по Москве, тунеядец несчастный! А ему билетик на концертик! Завтра я начну прогуливать...

Володька густо краснел и топтался на месте, не зная, куда деть свои по-мужски большие в кистях руки.

Пришел он за час до начала. Мокрый, продрогший, ждал меня у вестибюля Октябрьского зала. Унылое лицо его не выражало радости. Через силу улыбнулся мне, потом вздохнул как-то обреченно.

Я понял, что Володька не в восторге от моей затеи. Но мужественно приготовился к предстоящим испытаниям. Как никак, не кого-то другого, а его взял с собой на концерт мастер!

Чувствовал он себя в зале неважно в своем стареньком пиджачке с короткими рукавами. То и дело оглядывался по сторонам, рассеянно и с боязливым смущением. И только когда погас свет, он немного успокоился.

На сцену вышли баянисты. Их выступление, казалось, заставило Володьку отрешиться от окружающего мира. Окаменев, он был весь во власти звуков. В широко открытых Володькиных глазах я видел удивление. Похоже, новое, незнакомое прежде чувство охватило его, вызывая то ли радость, то ли неясную тревогу. О чем он думал, что вспоминал? Родные осины в далеком калужском селе, затерянном в лесах, прозрачную ледяную воду осенних озер, запахи скошенных луговых трав? Не знаю...

Одевался он неторопливо, словно боясь растерять это удивительное новое чувство. Шли, не садясь в трамвай, под теплым дождем. Молча. Воротник изрядно потертого Володькиного пальто был поднят.

– А знаете, – вдруг решился Володька, – почему я связался с теми? Вовсе не потому, что я какой-нибудь жадюга до денег. Честно!.. Я баян хотел купить. Мне чуток не хватало... Возле прилавка меня те деляги сманули...

Он виновато умолк.

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• 2
• 3
• 4
• 5
• 6
• 7
• 8
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.