Звалась земля ничейной

Леонид Плешаков| опубликовано в номере №1194, февраль 1977
  • В закладки
  • Вставить в блог

Свой рассказ хочу начать с двух фотографий военной поры, которые показала мне Вера Ивановна Артамонова. На первой – Саша Шляхова, Лида Ветрова, Нина Белоброва, Ийя Галиевская и Вера Артамонова, или, как ее звали, «Веерка - артистка».

Снимок сделан в конце 1943 года на Калининском фронте. Настроение, как видите на фото, у девчат отличное. Война еще не окончена, но враг отступает. Форсирован Днепр, освобожден Киев, Левобережная Украина, прорвана блокада Ленинграда.

Девчонкам по двадцать. Они верят, что после победы вернутся домой, встретят своих женихов, родят детей и о войне останутся одни воспоминания.

На втором снимке гвардии лейтенант Вера Ивановна Артамонова запечатлена в немецком городе Ратенов через несколько дней после взятия Берлина, куда она пришла вместе со своей 3-й ударной армией. Вера Ивановна рада: победа! Смеется гвардии лейтенант. Но смех этот не мог быть беззаботным. Вера Артамонова знает: уже никогда не придут домой ни Саша Шляхова, ни Клава Иванова, ни Соня Котломаметова. Ни многие другие ее подруги по Центральной снайперской школе. Победа оплачена и их жизнями.

Как-то во время нашей беседы Вера Ивановна сказала:

– Отец очень хотел, чтобы я выучилась на врача. А мне нельзя врачом: вида крови не выдерживаю, боюсь.

Сразу вспомнился мой разговор с Екатериной Сергеевной Успенской, секретарем совета ветеранов Центральной снайперской школы, которая, советуя встретиться в Ленинграде с Артамоновой, объясняла:

– На ее боевом счету восемьдесят девять фашистов. Это очень много, если учесть, что на фронт Верочка попала только летом сорок третьего года, когда мы уже начали наступать. Для снайпера в наступлении, сами понимаете, работы мало, не то что в обороне. И еще не забудьте: она два раза поднимала в атаку бойцов. А такое не каждый мужчина сможет.

Я не забыл. И вместе с тем в разговоре с Верой Ивановной о ее боевых делах постоянно думал об этом поразившем меня признании в том, что она боится крови. Была бы она на фронте летчицей, связисткой, прожектористкой, зенитчицей, пулеметчицей, наконец, я, возможно, не обратил бы на ее слова особого внимания. Но она была снайпером. И стреляла не вообще по врагам, поднявшимся, предположим, в атаку, когда стреляющий, как правило, видит сразу

много людей и никого в отдельности. Она же всякий раз целилась именно в конкретного человека, врага, приближенного оптическим прицелом настолько, что можно было рассмотреть чуть ли не выражение его лица. Она видела, как после выстрела он,, обмякнув, оседал в окопе или падал, уткнувшись лицом в землю. Иногда враг был настолько близко, что вероятность промаха полностью исключалась. Его сражала ее пуля, и еще мгновение назад от нее зависело, нажать на спусковой крючок или нет, послать эту самую пулю, а вместе с нею смерть или не посылать. Она посылала. Восемьдесят девять смертей. И наверняка успела бы больше, попади она на фронт в то время, когда наши еще держали оборону от наседавшего врага. И это девчонка, которая всегда боялась крови, которая даже там, на фронте, случалось, и трусила немного, не показывая, правда, при этом вида, в чем теперь, через тридцать лет после войны, она искренне признается. И захотелось понять, что сделало ее другой, что заставило стать снайпером-истребителем, человеком с железными нервами, необыкновенной выдержкой, который часами выжидает живую цель.

– А знаете, чего мы, девчонки-снайперы, больше всего боялись? – вдруг спрашивает Вера Ивановна. – Ранения в лицо – замуж не выйдешь. А еще в ногу. Мечтали после войны на танцы ходить, а как наденешь туфли с каблучками, если нога изуродована?

Девчонки остались девчонками, даже если профессия у них – снайпер!

– Вы помните, как открыли счет своим восьмидесяти девяти?

– Конечно. Это было 8 августа сорок третьего года, на Птахинских высотах. Мы с Ниной Лобковской уже неделю ходили, как было принято говорить у снайперов, на охоту и все безрезультатно. У всех подруг уже счет открыт, а у нас ни одного. Не везло нам. В тот день в нашей паре я была истребителем, Нина наблюдателем. Когда работаешь в паре, роли всегда распределены. Истребитель готовится к единственному выстрелу, дает отдых и глазу и рукам. А наблюдатель следит за обстановкой. Чуть

заметит цель, сразу сообщает координаты, расстояние, упреждение на ветер. Истребитель изготавливается и стреляет.

Вот и в то утро лежим мы с Ниной в нейтральной полосе. Наши окопы на склоне одной пологой высотки, немецкие – на склоне противоположной. А между нами поле спелой ржи. Чуть светало. Нина вдруг говорит: «Вижу цель».

Казалось, просмотрели за эти дни изученный до мелочей передний край противника. Все вроде бы так, но что-то неуловимо изменилось. «Ну, конечно же, – говорит Нина, – вот этой глины не было, была зелень». Нина готовила себя, удобнее располагалась в ячейке и вдруг говорит: «А ведь он еще и сейчас что-то копает, присмотрись... нет-нет да и показывается то слева от того бугорка, то справа верх каски». Тогда Нина говорит: «Ты следи за правой стороной, а я навела прицел на левый край». Он словно почувствовал, отодвинулся влево, и вдруг... выстрел, я увидела уже не верх, а всю каску, как бы опрокидывающуюся назад, не помню, как и зачем тоже выстрелила, почти дуплетом. Вот так и открыли мы свой боевой счет.

А через несколько дней, там же, смотрю, идет во ржи паренек в немецком военном френче. До него метров пятьсот. Прицелилась я и думаю: «Подожду, что-то уж больно он в открытую идет».

А паренек тем временем сбросил френч и давай рожь косить. Наш, выходит, деревенский. А тут и женщина, вилку, к нему полем идет, держа за руку девочку. Мать, наверное. А Нина снова кричит: «Цель!» – и ориентиры называет. Глянула я, а с бруствера немецкого окопа в парня солдат целится. Я его опередила. Только увидела, как он после моего выстрела осел. И тут же пуля рядом со мной: вжик. Их снайпер, значит. В это мгновение Нина выстрелила в него. И попала. Так в наш счет записали еще по одному врагу.

Между прочим, в нашем деле лишнего себе не прибавишь. Вся передовая разбита на секторы, известно, где кто из снайперов охотится. Так что запись в снайперской книжке точная, ошибки быть не может.

  • В закладки
  • Вставить в блог
Представьтесь Facebook Google Twitter или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.

В 4-м номере читайте о знаменитом иконописце Андрее Рублеве, о творчестве одного из наших режиссеров-фронтовиков Григория Чухрая, о выдающемся писателе Жюле Верне, о жизни и творчестве выдающейся советской российской балерины Марии Семеновой, о трагической судьбе художника Михаила Соколова, создававшего свои произведения в сталинском лагере, о нашем гениальном ученом-практике Сергее Павловиче Корллеве, окончание детектива Наталии Солдатовой «Дурочка из переулочка» и многое другое.



Виджет Архива Смены

в этом номере