Не географическая протяженность — двести километров, а историческая — двадцать столетий.

В хорошую погоду я преодолеваю ее на машине за пять часов. Но даже в самую хорошую погоду я не могу преодолеть ее.

Пересекая Главный Кавказский хребет в его самой узкой, не превышающей ста десяти километров части, эта дорога проходит через судьбы народов и прожитое ими время.

Через судьбы многих замечательных людей.

Такая вот связующая нить. Нить суровая, прекрасная и неподвластная одному слабому взгляду.

Есть немало хороших книг, объясняющих, почему она Военная и почему Грузинская, но еще больше книг написано о том, почему она вечная.

Эти книги сами вечны, как огонь дерзаний. Таково огниво этой дороги.

Есть прекрасные путеводители по ней, необычайно дотошные в учете и описании даже самых малых ее достопримечательностей, и есть путеводители по неохватным пространствам излучаемой ею духовной энергии.

«Смотрите путешествие графа И. Потоцкого, коего ученые изыскания столь же занимательны, как испанские романы», — советует Пушкин интересующимся историей Военно-Грузинской.

«Занимательный роман» этой дороги перерастает в героический эпос, который творили такие авторы, что любой очередной ее описатель рискует предстать читателю ничтожной пылинкой, случайно занесенной ветром на ледовые поля Казбека.

Пушкин отсылает читателя к сочинениям графа Потоцкого, а сам пишет «Путешествие в Арзрум во время похода 1829 года» — лишенный временных границ рассказ об этой дороге'. И сколько еще вневременного, вечного, навеянного ею пишет:

«На холмах Грузии лежит ночная мгла,
Шумит Арагва предо мною...»

«О Терек, ты прервал свой рев,
Но задних волн упорный гнев
Прошиб снега...
Ты затопил, освирепев,
Свои брега...»

«Отселе я вижу потоков рожденье...»

В XIX веке вдоль Военно-Грузинской построились почтовые и станционные дома, приюты, карантины. Путники подолгу ждали лошадей. «Не верьте почтосодержателям конечных станций, что задержки не будет в пути. Придется насидеться и натерпеться вдоволь»,— предупреждает старинный путеводитель. Станционные смотрители лениво вчитывались в подорожные. Михаил Лермонтов, Александр Грибоедов, Илья Чавчавадзе, Акакий Церетели, Важа Пшавела, Лев Толстой. Цитировать каждого? Повторять признания Дениса Давыдова? Вильгельма Кюхельбекера? Александра Бестужева-Марлинского? Александра Одоевского? Глеба Успенского? Александра Островского? Антона Чехова? Петра Чайковского? Маяковского и Пастернака?

Верстовые вехи на пути, образовавшем столбовую магистраль культуры... Грузинской. Русской. Мировой. Каждый народ вычитывает в ее подорожной дорогие ему имена. Для армянина это Хачатур Абовян, Габриэл Сундукян, Ованес Туманян, для литовца — Антанас Венуолис-Жукаускас и Антанас Венцлова, для поляка — Тадеуш Лада-Заблоцкий, для венгра — Карой Бешше, для француза — Александр Дюма...

«Я видел горные хребты,
Причудливые как мечты...»
Дорога шла через обвал...»

Обвалы, лавины хрестоматийных строк рушатся с высот куда более высоких, нежели вершины Большого Кавказа. И только одна твоя собственная мысль успевает мелькнуть в этом могучем сходе: не проще ли отослать читателя к антологиям, рожденным этой дорогой?

А еще проще — рекомендовать соответствующий туристический маршрут: из города Орджоникидзе в город Тбилиси или наоборот. Попутно посоветовать: эту самую антологию — в рюкзак и туда же — сочинения Страбона и Плиния, Мровели и Татищева, Вахушти Багратион и Карла Маркса, горы исторических, географических трудов, воздвигнутые Военно-Грузинской.

Нет, непосильна такая ноша для туристских плеч. Одному человеку не снести ее. А надо еще захватить и кружку, чтобы из источников Крестового испить ледяной, покалывающей нёбо иглами неиссякаемого глубинного холода воды.

• Страницы:
• 1
• 2
• 3
• 4
• 5
• 6
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.