Примерно с такой же проблемой мы и столкнулись в четыре часа ночи на восемнадцатом этаже нью-йоркского «Талламэди-билдинг», и это было только начало. На следующий день мы пустили в ход наших специалистов со Среднего Запада, разбирающихся в виски еще лучше нас, – дегустаторов, «нюхачей», специалистов по купажу, и они пришли к выводу, что продукт Ламонта – это лучший сорт «гленливета» из всех, что им доводилось пробовать.
Да, в ту ночь картошка сыграла необычайно важную роль в истории алкогольного бизнеса, это уж точно.
Поначалу все были слишком растерянны, чтобы начинать разговор о деньгах. Я расхаживал по комнате, рассуждая о «международных последствиях этого открытия для торговли алкоголем», о «необходимости сохранения стабильности на рынке», о «прорыве в нашей индустрии, сопоставимом разве что с изобретением атомной бомбы»... Остальные помалкивали.
Наконец, Огилви нацепил на нос очки и, окинув нас хмурым взором, проворчал:
– Кто-то должен начать. Пришла пора сделать это здесь и сейчас. И решить, как быть дальше.
Гарольд Бейли, крупный оптовик с Западного побережья, нетерпеливо кивнул.
– При чем здесь какие-то «международные последствия»? У нас здесь что, ООН? Предлагаю обсудить условия сделки и подписать хотя бы договор о намерениях!
Двое других промолчали. Оба выглядели смертельно напуганными изобретением шотландца, поскольку полностью отдавали себе отчет в том, что в самое ближайшее время на торговле шотландским виски можно будет смело ставить крест.
Все это время Ламонт сидел с грустным видом и чертил в отрывном блокноте каракули. Каждый из нас знал, о чем думают все остальные. Наступил День Выживания, и тот, кто сумеет уговорить Ламонта подписать с ним эксклюзивный контракт, сколотит огромное состояние. Те, кому это не удастся, просто-напросто останутся не у дел.
Естественно, мы взялись за Ламонта всерьез и наобещали ему золотые горы, однако, чем больше мы старались, тем печальнее он становился. Я надеялся, что это просто от усталости.
– Мне надо все тщательно обдумать, – наконец, сказал он, снимая лабораторный халат. – Не волнуйтесь, у нас куча времени.
Бейли сердито фыркнул.
– Да, Эндрю, подумайте, и как следует. Но имейте в виду – пока вы будете думать, кто-нибудь в Германии или в Японии может через месяц-другой изобрести тот же самый метод. И через год…
Ламонт начал собирать свои вещи.
– У них ничего не выйдет. Чтобы он заработал, мне пришлось восемь лет вкалывать днем и ночью. Это ведь вам не какой-нибудь самогон, а кое-что малость сложнее. Короче говоря, мне надо подумать.
Мы чуть с ума не сошли. Надо же, «подумать»! О чем тут думать?! Чего он добивается? Пытается взвинтить цену до миллиарда? Неужели у него нет чувства меры?
Всю дорогу до отеля мы с Бейли продолжали его уговаривать. Мало того, на следующий вечер я поехал провожать его в аэропорт.
– Эндрю, хотя бы объясните, почему такая проволочка?
Ламонт тяжело вздохнул.
– Попытаюсь. Что такое Шотландия? Вершина небольшого острова вулканического происхождения неподалеку от побережья Европы. Пять миллионов человек населения – меньше, чем в Лос-Анджелесе. Чем мы можем похвастать? Увы, немногим. У нас репутация отличных судостроителей, волынщиков, а также производителей тартана и виски. Вот, собственно, и все. – Он закурил сигарету. – Так, может быть, нам стоит попробовать сохранить хотя бы то, что мы имеем?
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.