МОСТ.
Услышал вдруг Фомичев в этом слове, которое раньше так часто, не задумываясь, произносил, особое звучание, что-то очень и очень важное для людей, без чего бы невозможна была сама жизнь.
Темнота поредела, раздвинулась. Или глаза привыкли к малому свету, но Фомичев различал уже стволы деревьев, даже отдельные ветки – лес словно высветился.
«Неужто светает уже?» – подумал Фомичев удивленно, но тут же увидел над зубцами гор за рекой выпуклый бок припозднившейся луны.
Луна отпочковалась от гор и уже открыто, серебряным диском взяла круто вверх. От ее света упали под деревья угольные тени, занявшись искристой каймой вспыхнувших росинок, зубчато прорисовались на небе ломаные линии хребтов и высветлились грани распадков. Подумалось: когда еще увидишь такое? Закрутится колесо забот, замелькает кутерьма горячих дней – до этого ли?
И не торопился Фомичев в вагончик, шел себе и шел, поглядывая по сторонам. На обрыве остановился – вровень с берегом, скрывая от глаз светлые струи реки, приглушая ее торопливый говорок, под ногами .плотно лежал белыми гуртами туман.
«Закрылась, – досадливо подумал о реке Фомичев. – Жаль-то как». Хотелось ему глянуть в звездную глубину реки – не повезло. Оказалось, не всегда открыта река глазу.
Он потоптался еще немного и, чувствуя, что зябнут ноги, двинулся напрямую к вагончикам. Иногда плечами или головой задевал он ветки деревьев, и его орошал перезрелый росяной дождь. Холодные капли горохом сьшались за ворот рубахи, и на мгновение замирал на месте, съеживался Фомичев, прислушиваясь, как растекаются, сбегают они по спине, вызывая в теле легкий озноб, вскрякивал и продолжал свой .путь, полнясь охватившей его радостью.
У вагончика смутно белел кто-то нательным бельем, и редко вспыхивала сигарета. «Мальцев», – подумал Фомичев. Хотел уйти, переждать, когда накурится Сашка, и уже было повернул в сторону, но Мальцев заметил его.
– Это ты, Костя? – И Фомичев увидел, что он идет навстречу. – Не спится, старик? Фомичев промолчал, достал сигарету. Сашка протянул свою – прикурить. Сказал:
– Тишина-то какая, а, Кость? Тишайшая... Я не знал, что бывает такая... аж балдею. – Мальцев улыбнулся. Улыбнулся открыто, по-детски изумленно, и это изумление было так неожиданно и так не вязалось с прежним Мальцевым, что Фомичев, потеряв всякую бдительность, сознался:
– Хорошо здесь.
Они надолго замолчали, вслушиваясь в тишину, в эту минуту казавшуюся непоколебимой и вечной, как горы и тайга, окружавшие ее? как струи реки под яром.
– Завтра вставать рано, – наконец сказал Мальцев.
– Пойдем, – согласился Фомичев с сожалением.
И они пошли. Близко, почти касаясь плечами друг друга, в тишине, которую утром им предстоит разбудить.
г. Комсомольск-на-Амуре
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.