– Существует ли бамовская мораль? – переспросил Талоло. – По-моему...

Но тут за окном раздался крик:

– Подушка горит!

Какая-то женщина рванула дверь кабинета, где мы беседовали, и возбужденно выкрикнула те же два слова, странно коверкая первое из них:

– Пэдушка горит!

Возгласы могли бы показаться смешными и нелепыми, но в них слышалась та тревога, которую ни с чем не спутаешь: пожар!

Начальник строительно-монтажного поезда № 578 Владимир Петрович Талоло, забыв шапку на столе, выскочил на мороз, уже от двери бросив в нашу сторону:

– Извините... Сейчас никак...

Мы тоже покинули опустевший кабинет и направились к месту происшествия. Определить его было нетрудно, потому что со всех сторон небольшого поселка Золотинка торопливо шли, бежали люди, кто вооруженный шестом или ведром, а кто и просто так. С тяжелым ревом, нервно чихая пневматическими тормозами на спуске, прополз по дороге многотонный кран.

Минут через пять мы были на краю поселка. Над деревянным домиком, тая в морозном воздухе, еще витал слабый дымок. Перепачканные сажей парни разбирали крышу. Сбежавшиеся на пожар люди наперебой подавали им советы.

– А что случилось? – спросил я одного строителя, мывшего снегом руки.

– Да пэдэушка загорелась, – спокойно сказал он. – Но мы ее живо, – добавил он, дуя на ладонь. – Сами видите.

Два его товарища, посмеявшись над пригрезившейся мне «подушкой», пытались объяснить, что такое ПДУ, или пэдэушка, как привычно сокращают тут. Но и у них полной ясности не было: то ли «панельный домик универсальный», то ли «передвижной дом утепленный».

– Факт тот, что спасли, – подвел итог парень, оттиравший сажу снегом. Он распрямился, вздохнул всей грудью.

– Ваш, что ли, дом-то? – поинтересовался я, заметив, как на его чистой теперь ладони сквозь покраснение проступает свежий, волдырь от ожога.

– Почему мой? – удивился он. – Я и не знаю чей. Какая разница! Поселок-то наш. Красавец поселок, сами видите...

Парень огляделся, шумно вздохнул, чему-то засмеялся и скорым шагом направился вслед за товарищами, которые махали ему издали.

Всего семь месяцев, всего двести дней назад здесь не было ничего. Вернее, все было так, как и семь, как и двести веков назад: редколесье сосен и лиственниц на пологом склоне, кедровый стланик да мох внизу. Глухие, нехоженые места. В короткое жаркое лето, когда на метр-полтора оттаивает до вечной мерзлоты эта скупая земля, превращаясь в топкую марь, тайга почти непроходима. А потом снова долгая зима с жестокими морозами. Первостроитель Золотинки бригадир Василий Кударь рассказывал, как в марте был высажен здесь десант: «Одно слово «весна», а морозы стояли и под тридцать и за... Для кого, может, и начинался БАМ с колышка да с палатки, а для нас – с костра. Руки отогреешь, и на душе сразу веселей...»

Да, подумал я, для этих парней красота поселка не только в ласковом имени и великолепии пейзажа («Вы бы осенью глянули на Золотинку! Сияет, как самородок!» – восхищалась одна девушка из бригады маляров). Чужие места становятся своими, обживаются потихоньку, но строители остро помнят и первые костры, у которых грелись, думая о далекой и отсюда особенно теплой Белоруссии, и первые холодные домики, поставленные их руками. Это их трудом прорублены первые просеки, отсыпаны первые километры под будущую насыпь, по которой всего через два года пройдет в сторону Беркакита первый тепловоз. Не за горами тот день, а тепловоз как раз за горами – он придет снизу, через перевал, из Тынды. О нем думают, говорят и поют, его ждут. Первый тепловоз станет рубежом в жизни поселка, в жизни этих парней. Кто-то уже сейчас решил, что останется здесь навсегда. А многие говорят: «Я до тепловоза. До гудка. А там посмотрим...»

Никто из них не считает самоотверженным свое решение – от теплых, обжитых мест, родителей и друзей приехать сюда. Напротив, подчеркивают: повезло. Брали-то не всех желающих.

• Страницы:
• 1
• 2
• 3
• 4
• 5
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.