Он вспомнил, как недоумевала и мучилась в догадках жена, не зная, чем объяснить перемены в муже. Она-то думала, что он просто-напросто завел себе подружку.
Через сплетения веток и листья проглядывали звезды, и Фомичев некоторое время смотрел на их пульсирующий чистый и загадочный свет, ни о чем не думая и чувствуя только какое-то томление. Это томление не покидало его уже ровно два дня, с того самого момента, когда стало совершенно ясно, что не уйти от поездки на Амгунь.
«И не ушел, – подумал Фомичев. – А куда уйдешь – надо. И пусть она не думает, – продолжал размышлять он, имея в виду жену, – пусть не думает, что только ей не нравится, что приходится мне уезжать из дому. Может, мне больше, чем ей, это поперек горла».
Сейчас, когда кругом была тишина, а темень скрывала от глаз все постороннее, самое время было разобраться в себе, и Фомичев попытался это сделать. Глядя на загадочный свет звезд, он пытался до всех подробностей припомнить первую свою командировку, когда ему впервые нужно было оставить молодую жену. Он сам напросился, чтобы отправили его и как можно надолыпе. Ему было интересно, соскучится ли жена. Иногда ему казалось, что она к нему охладела и у нее кто-то есть другой. Ему казалось, что частые и затяжные отлучки из дому выведут ее на чистую воду. Кто бы знал, как он не хотел этого! Не хотел, но, проиграв в очередной раз, он снова и снова, как он думал, давал возможность проиграть ей. Зачем это ему было нужно?
Он громко и тяжело вздохнул, спохватился, быстро глянув на Клюева – не разбудил?
Но Клюев, кажется, спал и ничего не слышал.
Вокруг стояла тишь. Чуть слышно покряхтывала, постанывала, пощелкивала тайга. Ухнул поблизости филин.
– Скоро увидим Амгунь, – вдруг проговорил Клюев. – За недельку доберемся, как думаешь, Костя?
– Куда она денется – доберемся, – согласился смущенный Фомичев. Показалось ему, что подслушал Клюев его думы.
В далеких горах Буреинского хребта тонкой серебристой змейкой выскальзывает из-под мшистой холодной скалы ручеек Сулук. Еще совсем слабенький, позванивая о седые плетняки, он напористо устремляется вниз, в распадок, легко оббегает стороной валуны и стволы старых обомшелых елей, будто знает: рано вступать в битву, слишком мало сил, слишком хрупка плоть, чтобы выдержать удар гранитных лбов, легко потеряться в дремучей тайге, разбившись на маленькие ручейки, и тогда уж никогда не вырваться на простор, не дойти к великому океану.
Долго прячется под марью ручеек, пока вдруг не выплеснется широким потоком у каменной осыпи на залишаенные, гладко обкатанные валуны, брошенные здесь древним ледником. А тут к нему другой такой ручеек пристегнулся – Даржал.
И это уже Амгунь!
Река бело кипит на перекатах, в жгуты скручивает стремительные струи, наждаком стачивая берега, валит неосторожно вставшие на пути деревья, разбивает камень о камень и песочком устилает свое ложе – это норов!
На перекатах водятся прогонистые и словно скованные из серебра хариусы и ленки. Осенью, вслед за кетой, идущей на нерест, сюда гонит полчищами сладкоежка чебак, на лету жадно схватывая ненароком оброненную кетой икринку. Река тяжелеет от переполнившей ее рыбы, выходит из берегов на отмытые в половодье пески, придерживая свой бег, ложится плоско под голенастые тальники. Отдыхает.
Но короток этот отдых. Снова Амгунь стягивает напружиненные струи в кулак и несется с грохотом мимо скального прижима, исходя белой пеной, обдавая каменную стену градом колючих брызг.
Верст триста ниже истока Амгунь под прямым углом пересекает будущую трассу Байкало-Амурской магистрали, надвое разрывает ее туго скрученными струями, светлыми и такими холодными, что Клюев, сунув руки в воду, выдернул, будто током его пронзило:
– Вот это водичка-а!
Парни, припав к реке, пили осторожными глотками студеную до ломоты в зубах амгуньскую воду, плескали пригоршнями в пропыленные, обожженные солнцем лица, ахали, крякали, и каждый считал своим долгом дать ей оценку. Фомичев, опять припав к воде, скосил глаза на Мальцева: у этого ума хватит толкнуть, а купаться в Амгуни почему-то не хотелось. Ахнуть не успеешь, как обледенеешь.
Но кто-то уже решился: пулей пронесся по берегу и с обрывчика сиганул в воду. И там празднично взлетели брызги.
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.