Иногда на поворотах он схватывал в зеркале «зилок» с парнями: держатся друг за дружку, волосы растрепаны встречным ветром, рубахи вздуты пузырями, горланят песни, хохочут, будто все им нипочем. И позавидовал им Фомичев, как никогда еще никому не завидовал.

2

Выехали в полдень, а к вечеру пылили проселочной дорогой, наглухо отгороженной от всего мира тайгой. Подохрипшие монтажники все еще орали песни, скучившись в кузовах. Но кое-кто, намаявшись, сник, клевал носом, и потому начальник колонны Клюев распорядился о привале. Парни, прихватив спальники, устраивались на ночевку кому где заблагорассудится. Фомичев расположился под ближайшей березой, расстелив свой спальник на траве. Думал, что будет коротать ночь в одиночестве, но неожиданно пришел и постелился рядом начальник колонны Клюев. Клюев молод еще, два года как из института, башковитый, на Амуре успел себя показать, потому и думали в отряде недолго, кого послать с первой колонной на БАМ.

Они долго молча созерцали звездное небо, блаженствуя, вдыхали настоянный на лесных травах и хвое воздух.

– Как дома-то у тебя? – вдруг спросил Клюев.

– Нормально дома, – сказал Фомичев и притих, ожидая, что еще спросит начальник колонны.

Дня три назад Клюев, формируя колонну на Амгунь, подошел к Фомичеву, спросил, нимало не лукавя:

– Не присоединишься к нам со своим конем?

Фомичеву польстило предложение Клюева, но были у него свои планы. После окончания строительства Амурского моста хотел он остаться в Комсомольске, приглашали его в городское автохозяйство, заработок хороший сулили. Хороший заработок, как говорят, лишним не будет еще долго, только не этим соблазнился Фомичев. Давали ему квартиру в городе. Не виляя, он сказал об этом Клюеву. Чего, собственно, таиться?

– Жаль, – сказал Клюев. – Я надеялся. Хотелось бы одного опытного, как ты, на Амгуни иметь. Ну что ж, на нет и суда нет...

Сейчас Фомичев вспомнил этот разговор. Что-то не хотелось, чтобы Клюев вернулся к нему.

– Ты сам не захотел? – спросил, помолчав, Клюев.

– Сколько можно, Александр Иванович? – Фомичев поднялся, опираясь на локоть и заглядывая в лицо Клюева. – Пора и по-человечески пожить... Хватит. На Амур-то поехал из-за Николая Дмитриевича. Мост мы через Волгу наводили, он начальником отряда был. Поедем, говорит, на Амур, Костя. Мы только мост сдали... В Астрахани квартира у меня, все чин по чину. Бросил. А как на Амуре первые два года было, не мне тебе рассказывать. Наслушался, небось... Вот и думаю: хватит. – И, досадуя на себя, Фомичев сердито замолчал.

Клюев улыбнулся.

– Эх, Костя, Костя, – протянул он, – ты говоришь только так. А поедешь, не удержишься. Ну, с нами на Амгунь не поедешь, пойдут колонны на Зею, Быссу, Бурею – не усидишь дома. Ну ладно, чего уж там. Давай-ка спать...

Вначале Фомичев удивился, как быстро, почти мгновенно уснул Клюев, и пожалел его. «За день-то набегался, суматошный был день. Да переживания всякие. Жена молодая в одиночестве осталась. Красивая... Красивые одинокими не бывают – известное дело. Им трудно быть одним... И Клюев об этом знает, поди, не первый год по земле ходит. Конечно, вида он не показывает, а сердце все одно болит, хоть верит и любит. И байки все, что есть мужики, которые и думать не думают, как там его баба без него... Враки». А подумав так, Фомичев почувствовал легкую тоску по дому, вспомнил жену и как она стояла с дочерью у обочины, махала уходящей колонне, ему, Фомичеву, и как всплакнула до этого, когда он коротко, стыдясь людей, прижал ее к себе и поцеловал неуклюже в круглую, крепкую щеку.

Фомичев вообще не любил затяжных расставаний и всячески избегал их, прощался наскоро, круто, как обрубал, и поэтому жена часто обвиняла его в черствости, говорила, что он не любит ее и рад, что выпал случай уехать из дому. Фомичев вначале пытался оправдываться, но жену трудно было переубедить, и скоро он взял за привычку отмалчиваться, принимая виноватый вид.

И последним расставанием, конечно же, она осталась недовольна, тем более что вокруг них прощались, как говорила жена, по-человечески, и все были свои, мостовики, и все уже давно друг друга знали. А тут еще под боком у Фомичева обнимал свою жену, осыпал ее нежными словами, какие можно услышать только в кино, Сашка Мальцев. Для этой пары будто и не было вокруг на сто верст ни одной живой души. А Фомичев, видя такое, краснел и еще больше смущался. И дело не в том, что он не любил свою жену. Совсем не в том. И как раз наоборот: он любил ее. И когда-то он не стеснялся идти с ней, обнявшись, в городской толчее, и целовать ее, и никого не замечать вокруг. И все было наоборот – стеснялась она.

– Костя, люди смотрят. Мне неудобно... Стыдобушка-то какая...

– А что нам люди! – говорил он. – Гляди, они заняты собой!

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• 2
• 3
• 4
• 5
• 6
• 7
• 8
• 9
• …
• 12
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.