Вовремя предупредил: машина легкая, она заюзила на повороте и тут же взревела подбитым зверем, упершись в ствол кедрача. Михаил отработал задний ход, а дальше дорога пошла уже лучше, без колдобин, без острых каменных глыб, на которые еще двести метров назад сплошь и рядом натыкался «газик».
Темнота уже заполнила пустоты меж горами и теперь прокрадывалась к самому верху, до голубеющих еще небес. Щелчок тумблера, сноп яркого света, определившего контуры дороги, – и мы стремительно слетаем с хребта. Внизу настороженно сверкает замерзший ручей. Михаил въезжает на лед, он трещит, крошится, и задние колеса оседают по самую ось.
На расстоянии очень близком явственно проступает сквозь деревья высвеченное фарами зимовье. Рядом лохматится костер. Его рвущееся пламя стреножил таган. На тагане большой котел. Из зимовья вышел человек. Свет фар укрупнил фигуру, и тень от нее ложится вровень с тенью деревьев.
– Это Чумкус, – говорил Михаил.
Фамилия звучит как удар бича – резко и не по-здешнему звонко. Чумкус отвязывает коня от дерева, берет длинную толстую веревку и идет к нам.
Я толкаю сзади, Чумкус с конем тянут впереди, мотор в шестьдесят лошадиных сил трясется посредине. Двигатель набрал бешеные обороты, и машина выскочила из ручья.
Подходим к костру. Чумкус действительно высок. На вид ему лет под шестьдесят. Подал ему руку, и моя ладонь потонула в его ладони.
Михаил достает папиросы, прикуривает долго, пряча в горсти слабое пламя, и не замечает протянутую руку Чумкуса. Некрасиво все-таки. Мне хочется толкнуть Михаила в бок: человек помог вытащить машину, а его не то что поблагодарить, заметить даже не желают. И уж вовсе не понятно звучат для меня слова, когда Чумкус, вроде не обидевшись, вскользь замечает:
– Ведь и худой человек в тайге может пригодиться.
Михаил затянулся сильно, в полный вздох, обжег пальцы и, ругнувшись. отбросил папиросу.
— Завтра с утра поедешь в госпромхоз.
— Поеду, – покорно соглашается Чумкус.
Михаил устал, лицо сумрачное, обостренное. Лихая дорога убавила силу, выкрутила руки. Он наскоро хлебнул чаю и завалился на нары.
В зимовье душно, и мы с Чумкусом выходим к костру. Луна, набрав полную фазу, стала сытой, упитанно-круглой, звезды вокруг нее увяли и подслеповато перемаргивались друг с другом. Дремучий лес дышал студеным воздухом, и, испугавшись стылого напора, с горькой встревоженностью крикнула желна.
— Кричи не кричи, – говорит Чумкус, – а зима пришла.
— Чумкус, – спрашиваю я его, – что добыл?
— А ничего. Таланту не было ни вчера, ни позавчера и сегодня тоже.
— Талант – это что, удача, фарт, верно?
— Вроде так.
— Почему у тебя такая странная фамилия?
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.