Он не понял; чего именно Ольга хочет, но положил ей на хрупкую японскую тарелочку несколько ломтиков сердца.

Ольга машинально жевала эти ломтики, они имели приятный вкус говяжьей печени. Потом она отодвинула тарелочку и о чем-то случайно начала говорить. Геннадий рассеянно ей поддакивал.

Он подсел к ней - в тесной комнатушке кровать была единственной «мягкой» мебелью - и, в свою очередь, поведал ей о приключениях на китовом промысле.

Он говорил обстоятельно и не прощал себе промахов и заблуждений. Он что-то усвоил и принял, а что-то презрел и постарался забыть. Он стал совсем, совсем другим, по крайней мере, так казалось Ольге.

Рука Геннадия тронула ее талию, она легла на талию доверительно и по-братски, может, потому Ольга не оттолкнула его, не дернулась в испуге. Ольга даже подумала, что на такую руку приятно опереться, да почему бы и нет?... Рука была неожиданно крупной, мозолистой, с обломанными ногтями. Трудно было предположить, что палец с таким видавшим виды ногтем может опрометчиво ткнуть в кита-недомерка: мол, бей, гарпунер!

Все-таки Ольга отодвинулась - легко, чтобы не обидеть его, потому что ведь он ничего такого в мыслях не имел... Что-то было в нем к лучшему, и что-то в ней успокоилось.

Мир казался простым и ясным.

Незаметно для себя Ольга придвинула тарелочку с синей каймой. Доедая ломтики сердца, она пришла к выводу, что и сама изменилась. Что завтра, именно завтра, не откладывая и не торгуясь с совестью, пойдёт и скажет насчет того вина, которого завезли на миллион... Она еще не знала, кому следует об этом сказать. Но она узнает и скажет. Надо будет - напишет. Надо будет - закричит. Она не станет презрительно коситься на Витьку-Биллибонса. Она возьмет его в оборот. Сделает ему совсем красивую жизнь. Уж на это у нее силы хватит.

Над морем рокотала гроза - явление редкостное для этих краев. Она шла вдоль острова, очень шумная, с молниями, как витые веревки, как клубки огненного перекати-поля...

Такой грозы Ольга еще не видала. Затейливые рисунки ее молний пропитывали коричневую штору на окне. Штора как бы тлела и дымилась. Она готова была вспыхнуть жадным, бесноватым пламенем.

Ольга смотрела на штору, и ей почудилась световая реклама больших городов. «Пейте томатный сок!» - требовали неоновые буквы. «Храните деньги в сберегательной кассе!» - убеждали они.

Но если бы Ольга была рекламодателем, то повелела бы написать на крышах всех городов неоном, аргоном, чистым пламенем: «Охотьтесь на львов!», «Покорите пустыни и обуздайте моря!», «Пейте ледниковую воду высокогорий!», «Ешьте сердце кита!».

Плохо, что нет такой рекламы. Она должна быть. Люди должны знать вкус, цвет и запах крутого таежного чая. Они должны научиться ценить удобства палаток и судовых кают: это нехитрое жилье воспитывает много надежного в человеке. Оно вырабатывает иммунитет против ветра ледяных пустынь и зноя тропических дебрей.

Ольга почти не слушала, что говорил ей Геннадий. Но его присутствие, и эта его огрубевшая рука, и речь, достаточно прямая, - все это могло служить гарантийным обеспечением тому, что предлагала Ольга воображаемым собеседникам. Во всяком случае, тем из них, кто испытал в жизни меньше, чем она, молодая женщина каких-нибудь двадцати пяти - двадцати семи лет! А она предлагала им, кроме прочего, отведать и сердце кита. Конечно, они не станут от этого вдвое сильнее и, может быть, не станут такими уж отъявленными смельчаками. Скажем так: это куда сложнее. Но все-таки съешьте, съешьте сердце кита!

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• …
• 5
• 6
• 7
• 8
• 9
• 10
• 11
• 12
• 13

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.