Талант быть талантом

И снова волнующая тишина умного фединского кабинета, весенний шелест листьев за окном, прекрасно поставленный, глубокий голос Константина Александровича. И перед глазами картины драматического военного времени и галерея характеров, таких разных, таких знакомых и незнакомых.

А после нам за обеденным столом весело, хотя и умеренно кланяется петушок из фединского графинчика; и мы говорим, делимся впечатлениями услышанного, любим героев писателя, любим его талант. труд, молодую душу, высокую нравственность.

Зима 1958 года. «Литературная газета» (редактором ее тогда был Валерий Павлович Друзин) предложила мне написать рецензию-эссе, писательский отзыв на книгу Константина Федина «Писатель. Искусство. Время», изящно изданную «Советским писателем». Прислали книгу. Я растерялась: так усомнилась в своей способности сказать что-то путное, в какой-то мере если не равное, то достойное творчества Федина, что решительно отказалась писать о книге. Я была просто несчастна эти дни, когда книга лежала у меня на столе, а я лишь издали поглядывала на нее, не осмеливаясь прочитать хотя бы первую страницу, чувствуя себя вроде неблагодарной: почти изменницей. Но что делать, что делать? У меня нет того, что надо, чтобы говорить о возвышенном и совершенном таланте!

Однако одним вечером (я люблю читать вечером, в постели, перед сном) открыла все же книгу. «Вечные спутники» – так называлась первая часть. И тут я прочитала фединские слова о литературе: «Это – мир, который я люблю, это – дом, в который я спешу, где бы я ни был, это – очаг, меня согревающий и мне дающий свет. И в этом мире самая большая планета – Пушкин, в этом доме самый драгоценный взор – Пушкин, в этом очаге самый жаркий язык пламени – Пушкин».

И тут, как когда-то очень давно в холодном коридоре студенческого общежития я всю ночь читала роман Федина «Города и годы», так теперь, правда в теплой комнате и постели, я до утра читала удивительную, прекрасную книгу Федина «Писатель. Искусство. Время». Может быть, эта книга стала моей любимейшей из всех сочинений Константина Александровича. Она волновала, молодила душу, будила рой мыслей – она мне очень стала дорога и нужна.

Я написала о ней отзыв-эссе. Наверное, не слишком интересный: «Литературная газета» молчит. Я жду, тревожусь, печалюсь и, наконец, посылаю свою статью Константину Александровичу.

Я не критик и не решилась бы выступать с критическим анализом большой и сложной работы. Мои заметки не больше чем впечатления человека, который несколько вечеров провел наедине с умной и талантливой книгой и закрыл ее с какими-то очень свежими представлениями о необычайных богатствах советской культуры, с острым чувством радости жизни. Пытаюсь разобраться, откуда это чувство возникло.

В одной из статей, составляющих книгу «Писатель. Искусство. Время», Федин говорит: литератор должен «обладать опытом переживаний». С первых же страниц книги Федина я, читатель, ощущаю власть надо мною пережитого автором, и, должно быть, в этом и есть новизна и пленительность статьи «О Пушкине», открывающей сборник. И я заново сопереживаю с автором его восторг перёд Пушкиным, боль за трагическую судьбу поэта, гнев против виновников его гибели.

Чем дальше читаешь: о вечных ли спутниках, как Федин назвал великих писателей прошлого, книги которых сопутствуют всей нашей жизни, о современниках, о лучших писателях Запада, о писательском труде, – тем богаче, разностороннее, ярче раскрывается личность самого автора. Федин – главный герой книги, и, допуская самые разноречивые суждения о ней, я думаю, что ее бесспорная и очень существенная для нас ценность состоит прежде всего в том, что она рисует портрет писателя – НАШЕГО СОВРЕМЕННИКА. Наш современник, одаренный крупнейшим талантом, неповторимой индивидуальностью, вобравший в себя и отчетливо выразивший типические черты советской передовой литературной общественности!

Мне хочется проследить эти черты.

«Если бы меня попросили назвать русских людей XIX столетия, которые могли бы служить для человечества образцом прозрачно чистой и героической нравственности, я первым назвал бы имя Чернышевского, – говорит Федин. – Нравственная чистота – условие, без которого советского писателя быть не может! Любовь к художнику слова не только тем больше, чем выше его искусство. Она тем больше, чем больше он – ЧЕЛОВЕК» (выделено мной. – М. П.).

Говоря о нравственных задачах, долге писателя перед обществам, Федин всей своей книгой убеждает в живительной силе социалистического реализма.

Талант, идейность, общность интересов с народом, нравственность, труд – вот фединские мерила писательской и человеческой значимости.

Пережив войну четырнадцатого года в немецком плену, Федин пришел к революции с чувством России-Родины. «Это чувство не упразднялось революцией, а составляло единство с нею. Большевики были патриотами. Все другие партии были против большевиков, потому что постыдно ушли от родины. Большевики постыдное отвергали».

Таков был первый рывок к большевизму. Коммунистические идеалы, ставшие основой мировоззрения, – второй шаг, определивший писательскую судьбу Федина и его оценки труда современников.

Революция и писатель. Мне кажется, это тема едва ли не любой критической статьи Федина, написанной в любые, начиная с двадцатого, годы. О талантах судит внимательный и зоркий талант, и оттого литература социалистического реализма, оцененная им, предстает перед нами в мощной общности своих устремлений и богатом разнообразии выражения. Книга Федина молодит наши познания и представления о сокровищах советской литературы, потому что его глаз, видя «прекрасное, здоровое и доброе, что является силой советской литературы», улавливает в ней прелесть «разности»; его критика с завидной убедительностью находит в писателе индивидуальное.

Следуя за автором, читатель открывает для себя многочисленные роды оружия, какими владеет искусство, полновластно покоряя воображение, сердце и ум. Это горячая быстрота, «жестокая правда и невесомая легкость воображения» в прозе о гражданской войне Вс. Иванова, ставшей одним из истоков советской литературы. Это привораживающий «бурным миром красок» и оптимизмом талант Алексея Толстого. Это «трезвость и восторг» – приметы писательского голоса Александра Фадеева. Это «возвышенность и прямодушие» стихов Николая Тихонова, душевный склад которого «весел, глаз его меток, его товарищеский дух испытан огнем». Это внимательность летописи народной революции Вяч. Шишкова, подвижность, наполненность происшествиями и столкновениями и жизненность романа Михаила Козакова, и так далее и так далее.

Федин, изумленный читатель, как бы показывает: глядите, какими богатствами мы одарены!

Но все же: что в литературе наиглавнейшее?

«Она (литература) требует мыслей и мыслей – без них блестящие выражения ни к чему не служат» – завет Пушкина, навсегда принятый Фединым, до последней страницы – спор с эстетством и формализмом, такой страстный, аргументированный столь убедительно и столь веско подкрепленный его собственным творчеством, что не верится: неужели и посейчас заблудшие умы не прозреют?