На третий день к вечеру вернулись с дачи хозяева квартиры. Мама Дыховичного очень хвалила нас за аккуратность. Такие хорошие у Володи товарищи! Все содержали в порядке, на кухне мыли посуду, а помои, которые она забыла в кастрюле на полу, убрали и кастрюлю вычистили.
В 1942 году Симонов впервые получил квартиру в доме 25 на Ленинградском шоссе. Я как раз приезжал тогда на побывку в Москву и оказался на новоселье. Симонов в одном из тостов вспомнил наши первые три дня в отдельной квартире:
– Такого вкусного супа мне больше едать не приходилось!
Большая и неуклюжая писательская дача в поселке Переделкино была несколько перестроена, разгорожена на клетушки и названа Домом творчества. Особой популярностью тогда дома творчества еще не пользовались, и мы без унижений получили путевки, поселились в соседних комнатах и засели за сочинение пьес. Поскольку задуманы были пьесы о войне, в самом начале работы мы провели деловое совещание, на котором распределили зоны влияния.
Дело в том, что главным героем еще не написанных пьес должен был стать человек нашего поколения, то есть выросший в советское время и оказавшийся на войне. За плечами Симонова были Халкингол и освободительный поход в Западную Белоруссию, а за моими – тот же поход и война с белофиннами. Мы рассказали друг другу столько об увиденном да и вместе повидали так много нового и неожиданного, что возникла опасность появления схожих ситуаций в будущих пьесах.
Рассказали друг другу замысел, и Симонов со свойственной ему практичностью определил:
– Мой герой – кадровый командир, посвятивший себя с юности военному делу, гарнизонной жизни, училищу, выполнению заданий командования. А твой герой – штатский-прештатский, гражданин, которому приходится надевать шинель, чтобы после окончания военных действий снова ходить в пиджачке. Это совершенно разные персонажи. Поскольку фон у нас может оказаться одинаковым (скажем, та осень, которую мы видели при походе в Западную Белоруссию), важно, чтоб герои были разные. Я беру себе кадрового военного героя, а ты уж веди линию приписного штатского.
Меня вполне устраивало такое распределение, мне был интересен именно штатский герой. У Симонова, выросшего в семье военного, был иной кумир.
Мы пришли к соглашению и засели за работу. Работали не вставая с рассвета часов до семи, а потом шли к Александру Афиногенову играть в «маджонг» (сейчас увлечение этой игрой прошло; смутно помню это китайское, красиво разрисованное лото, кубики из слоновой кости...). Играл Симонов вдумчиво, как говорят шахматисты, в комбинационном стиле. Но это была единственная игра, за которой я его видел. Он считал игры пустым времяпрепровождением, а если включался в игру, то рассматривал ее как ребенок модель: как ходят фигуры, в чем секрет победы. С Афиногеновым, который был немного старше нас, но уже в ту пору стал знаменитым драматургом, мы подружились легко и случайно. У него был (в ту пору редкость!) малолитражный автомобиль, он однажды подвез нас из Дома творчества в Москву, пригласил заглянуть на чаек, отсюда и пошли почти ежевечерние встречи.
При одном из чаепитий Симонов довольно подробно и обстоятельно изложил фабулу своей пьесы. Афиногенов был в восторге:
– Костя, ты сам не понимаешь, какая будет пьеса: еще никто не вывел на сцену воина наших дней. Были люди гражданской войны, была «Слава» Виктора Гусева, была условная война в «Последнем решительном» Всеволода Вишневского. Но Испания, Халкин-гол! Это удивительно!
Заговорили о главном герое. Симонов прочитал стихи, которые мне и тогда казались и теперь видятся как замечательные, из книги «Соседям по юрте».
Еще до Великой Отечественной Симонов напечатал эту вещь, назвав ее главами из поэмы «Родина». В собрании сочинений она – в разделе поэм и называется «Далеко на Востоке». Я считал еще тогда и уверенно утверждаю ныне, что главы из поэмы «Родина» – образец военно-патриотической поэзии.
А что касается творчества самого Симонова, то в этой поэме уже тогда был заложен образ всех будущих героев стихов, поэм, романов, пьес и очерков: кадрового командира, «военной косточки». Таких людей искал и находил Симонов на Великой Отечественной, влюбленно писал о них. В главах из поэмы «Родина» герой-танкист назван Денисовым. Афиногенов, прослушав стихи, предложил и в пьесе сохранить фамилию. Но Симонов опасался, не возникнет ли у читателя по ассоциации и в связи с недавно опубликованными его историческими поэмами неожиданно и некстати образ Дениса Давыдова.
— Ну, хорошо, а какое имя вы дали «парню из нашего города»?
— Сергей.
— Есть еще фамилии у действующих лиц или только имена?
— Есть. Но Сергей пока без фамилии. Никак не придумывается.
— Можно оставить другим героям только имена?
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.