Вывезли мы раненых, «пропилив» по проселкам добрую сотню километров, но отдыхать в тылу не остались. Сергей сел рядом с шофером, глянул на меня и приказал:
– Срочно назад, мы нужны в корпусе... Бои в те дни шли кровавые, не на жизнь, а на смерть, Я был с Сергеем в одном батальоне и мог, что называется, наблюдать каждый его шаг, каждое движение: и спали-то мы в одной палатке, укрывались одной шинелью. Впрочем, чаще спать приходилось в танке, если только приходилось : бои шли днем и ночью.
Однажды генерал Кривошеий вызвал добровольцев – отводить к линии нашей обороны подбитые танки. Дело это рискованное, смертельное: надо подползти под ураганным огнем фашистов к поврежденному танку, забраться внутрь, к своим, а это, пожалуй, самое сложное – танкисты никого не пускают, задраивают все люки: ведь и фашисты могут «напроситься» в гости. Потом надо прикрепить трос, протащить его в лощинку, где затаился танк-буксир, замаскированный, тихий, чтобы его не засек враг и не уничтожил артиллерийским огнем, и уж с наступлением темноты оттащить подбитую машину к своим.
– Разрешите, товарищ генерал, – как обычно, первым вызвался Антонов.
Сергей взял меня с собой. Я видел его в «работе» и поражался расчетливому, яростному, я бы сказал, хладнокровию моего друга. Пули вздымались фонтанчиками вокруг нас, визгливо ухали то здесь, то там мины, поднимали фонтаны сухой, горячей земли снаряды, а Сергей, сжав зубы, полз к подбитому танку, взбирался на броню, убеждал танкистов, что. не фашист он, не переодетый предатель, а свой, политрук, коммунист, и был он в эти минуты, казавшиеся часами, живой мишенью для фашистов, но ни один мускул на его лице не дрогнул, ни тени страха не было, одно лишь желание выполнить свой долг.
В те сутки, я помню, мы оттащили к своим пять танков, а это очень много, пять танков, потому что гитлеровцы взяли нас в клещи, часть наша оказалась в гитлеровском тылу, и дорожить нам приходилось каждой боевой машиной, без них нельзя было и думать о прорыве вражеского кольца.
...Зажигательно-термитный снаряд, попавший в «тридцатьчетверку» Антонова, пробил дополнительные топливные баки. Взрывная волна выбросила Сергея из машины и отшвырнула метров на пятнадцать – от скрипуче, огненно, обжигающе, страшно рвущегося боекомплекта.
...Все это Сергей осознал много позже. А пока лежал, потеряв сознание, во ржи, неподалеку от дороги. Немецкий унтер поглядел на мертвого русского в прогоревшем во многих местах, покрытом масляными пятнами комбинезоне, брезгливо прикрыл нос – остро несло горелым мясом и резиной. Увидев отброшенный взрывом пистолет, унтер нагнулся, поднял его и неторопливо пошел прочь.
Антонов очнулся, когда дорога опустела и грохот боя доносился уже издалека. Он открыл глаза, попробовал привстать и снова рухнул от нестерпимой боли, застилавшей глаза.
Сергей медленно обшарил землю вокруг и убедился, что пистолета нигде нет. Потом появилась тревожная мысль о документах. Медленно, в несколько приемов, превозмогая боль, он подтянул руку к нагрудному карману и ощупал его. Партийный билет и командирское удостоверение были на месте, только по краям чуть обгорели.
Сергей перевалился на живот, отдышался и попробовал подтянуться на локтях. Локти саднило, боль по-прежнему жгла его, но он сделал усилие и передвинул ставшее вдруг невероятно тяжелым тело на несколько сантиметров.
Он двигался...
Открытие это обрадовало его, он оперся на локти и сделал рывок вперед. Боль тотчас же хлестнула Антонова, и несколько минут он лежал без сознания. Он явно не рассчитал силы – еще один такой рывок, и он вновь потеряет сознание. А ему надо во что бы то ни стало, хотя бы вот так, перекатываясь, сантиметр за сантиметром, подползти к дороге...
Сколько времени он полз до обочины, Сергей не помнил. Он вынужден был отдыхать поел» каждого движения, прикусив спекшиеся губы, чувствуя соленый привкус крови. И все же он двигался, полз, приближался « наезженному проселку.
Солнце уже заходило, когда он наконец дотащился до края поля, увидел следы гусениц и понял – дорога. Этот путь в пятнадцать метров он преодолел за несколько часов...
Порой ему чудилось гудение близких моторов, даже виделись силуэты знакомых «тридцати четверок», – то были видения вконец измученного, обессиленного человека.
Он терял сознание несколько раз, вновь открывал глаза и напряженно вглядывался в марево за придорожным лесом.
Очнулся он не от звука моторов, а от ровного гудения земли, от того, что дорога сотрясалась, ощущая мощную поступь многотонных стальных машин. По дороге – ошибки не могло быть – шли танки.
Свои или немецкие? Сергей понимал, что из предосторожности нужно хотя бы скатиться обратно в жнивье. Но у него на это не хватило сил.
Теперь можно было уже разглядеть силуэты приближающихся танков. Он замер, чувствуя, как холодеет: свои или враги? Боль внезапно отпустила его, и он ощутил свое тело, и растянулись в улыбке его обгоревшие губы, – он узнал своих.
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.