Шестнадцатого сентября 1939 года почтальон вручил Сергею и мне повестки, предписывавшие явиться в райвоенкомат. Через четыре дня роту, в которой Сергей стал политруком, а я по нашей общей просьбе пулеметчиком в его танке, подняли на заре по тревоге. Начинался Освободительный поход Красной Армии – танкисты, артиллеристы, пехотинцы, кавалеристы, связисты спешили на запад, на вызволение братьев – белорусов и украинцев. Едва наш головной танк перешел границу, навстречу нам ринулась толпа плачущих, смеющихся, приветствующих людей. Мы заметили, как из толпы по-юношески проворно вырвался старик и бросился к нашему танку, прижимая что-то к груди. Вначале мы не поняли, что несет этот седой человек с сабельным шрамом через всю щеку. Пригляделись внимательно – какая-то тряпица, выцветшая, потерявшая краски. И лишь несколько мгновений спустя поняли, что в руках у человека со шрамом – снятый с древка советский государственный флаг с серпом и молотом в верхнем левом углу.

– Вот, уберег до прихода наших... – услышали мы.

Двадцать лет в панской Польше, где каждый день, каждый час ему грозили тюрьма, каторга, смертная казнь, берег он, хранил флаг, снятый им с сельского Совета в горьком 1920-м... Оно уже почти потеряло цвет – драгоценное это полотнище.

И сейчас, осторожно расправив флаг, подошел старый крестьянин к Сергею – политруку Красной Армии. Сергей не знал, как поступают в таких случаях, как следует принимать такие бесценные символы человеческого мужества и гражданской верности – в военных уставах об этом ничего не написано. Но флаг, двадцать лет хранимый, можно было считать боевым знаменем. И, согласно уставу, Сергей преклонил колено перед флагом и прикоснулся губами к ткани...

Так приходила на исконно белорусские земли Советская власть. Командирам приносили плакаты, газеты, печати сельсоветов – их двадцать с лишним лет берегли люди «до часа», до освобождения в городах и селах Барановичей, Гродненщины, Брестщины.

Конечно же, огромную роль, подобно нашей незабвенной учительнице Александре Афанасьевне, в жизни Сергея (да и в моей, естественно) сыграл командир нашей танковой бригады Семен Моисеевич Кривошеий.

Участник гражданской войны, доброволец в Испании, герой Халхин-Гола, он был нам как отец – строгий, требовательный, любящий. Я еще расскажу о Семене Моисеевиче – жизнь сводила Сергея и меня с этим отважным военачальником в самые тяжелые дни июля сорок первого...

А пока двигались мы по дорогам белорусских земель и дивились тому, как Кривошеий успевал видеть все, всюду присутствовать, не зная покоя: когда тебе доверены жизни тысяч, забота о себе уходит на второй план. (Этому ценнейшему человеческому качеству Сергея Антонова во многом научил генерал Кривошеий.) ...Наши танковые части шли по Западной Белоруссии, к реке Муховец, к Бресту, встречая слабое сопротивление. Только на второй день, когда мы подходили к Барановичам, неожиданно выскочили из рощи польские уланы с саблями и пиками наперевес. Развернувшись, как на параде, они картинно помчались к нашим танкам.

– Не стрелять! – приказал генерал Кривошеий. – Ни в коем случае не стрелять!.. Они не виноваты...

Передний всадник в нарядном офицерском кивере, с погонами хорунжего, лихо подскочил к головному танку и с размаху, точно на учении, сильным ударом, с оттягом, рубанул по броне. Сталь лязгнула о сталь, и в руках рубаки остался лишь темляк.

Стало быть, это не выдумка, поняли тогда мы, что паны убедили солдат, будто у «москалей» танки из фанеры.

Не эта ли заслонившая все, даже здравый смысл, ненависть хозяев панской Польши ко всему советскому заставила военного министра Бека произнести циничные слова: «С немцами мы потеряем свободу, а с русскими – душу». (И начнутся Глейвице, позор и унижение оккупации, Освенцим, варшавские руины.)

...Но все это случится позже, много позже. А пока на площади у брестского костела маршируют батальоны немецкого генерала Гудериана. Он передает белорусский город советским командирам.

Это сентябрь 1939 года – генерал Гудериан тогда улыбался, отдавая честь Кривошеину. Через полтора года, в июне 41-го, тоже улыбаясь, он будет рассматривать в бинокль Брестскую цитадель, на которую уже обрушились первые фашистские бомбы.

Помню более поздний разговор с одним польским офицером, сдавшимся в плен.

– Вы не помогли нам, – сказал он тихо, с болью, – если бы вы захотели нам помочь, мы бы не были раздавлены Гитлером.

– Если кто и поможет Польше восстать из пепла, то это мы, – ответил тогда Сергей.

И я потом уже подивился тому чувству ответственности и уверенности, которое было заложено в моем друге всем смыслом и всей правдой нашей жизни.

Спустя много лет я познакомился с документами, которые лишний раз подтвердили правоту 27-летнего политрука Антонова. Еще в тридцать девятом году, за несколько недель до нападения Гитлера на Польшу, наша страна делала все возможное, чтобы организовать совместное противостояние Гитлеру.

Приведу документы, которые подтверждают правоту слов моего друга (вера в правоту и честность нашего дела, ощущение неразделенности понятий «мы», то есть «народ», и «я», то есть «коммунист Сергей Антонов», высокое чувство ответственности за любой шаг Родины – это отличало моего друга на протяжении всей его жизни).

• Страницы:
• 1
• 2
• 3
• 4
• 5
• 6
• 7
• 8
• 9
• …
• 13
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.