Уезжала я в смятении. Нет-нет, все оказалось, в общем, так, как виделось до командировки, но вот в последний миг, на вокзале под крупным, пушистым, медленно падающим снегом вдруг одолели сомнения, и уж поезд тронулся, а в ушах все звучал голос одного из провожатых: «Слушайте, а вам не кажется, что всю эту историю безбожно раздули? В конце концов, ну, оступился человек. Так с кем не бывает? Кто в конце концов живет без помарок?»
Конечно, если бы Ангелина Петровна могла себе заранее представить все последствия того злополучного урока в десятом «А», может быть, она придумала бы тогда что-нибудь другое.
Да, недаром ушлые директора школ считают: нет хуже, чем оказаться на виду – все равно с какого краю. Если школа хуже всех, ее без конца проверяют, если лучше всех – без конца показывают. Так вот школу, где работает Ангелина Петровна, показывают. Кто бы ни приехал в город, так сказать, «по ученой части», ведут именно туда, и чаще всего как раз к Ангелине Петровне: она сильный историк. Из года в год преподает обществоведение во всех десятых. Словом, сладкое бремя славы. Потому-то неожиданно свалившуюся на голову комиссию по военно-патриотическому воспитанию тоже направили к ней на уроки. По чистому недоразумению или по привычке, что ли.
Тот покривит душой, кто скажет, что ему вполне безразлично, как он выглядит в глазах людей посторонних, даже тех, кого и увидеть-то больше никогда не суждено. Когда-то давно попала я в одну школу, где проводился городской семинар директоров. Вообще говоря, демонстрировали им достоинства кабинетной системы – новинки по тем временам, но когда семинар подходил уже к концу и усталый директор дослушивал последние комплименты коллег, вдруг поднял руку один из них, начинающий, видно, и невинно так спросил: «Скажите, а где вы краску достаете, которая за одну ночь сохнет?»
Сколько их, всяких таких «маленьких хитростей», пускают в ход директора и не только, наверное, школьные, желая повернуться к гостям лучшей стороной. Но если бы обходилось одной краской, срочно натираемым паркетом и чистыми воротничками!
Комиссия была в тот день Ангелине Петровне совсем некстати. Тема урока трудная, философская. Да если б еще пошли в сильный десятый «Г», где был к тому же подготовлен на эту тему, ну, доклад не доклад, но, в общем, хороший, полноценный ответ! Но комиссия, представленная, правда, одним ее членом, собиралась в десятый «А», в котором показать решительно нечего.
Перед уроком взволнованная Ангелина Петровна прибежала в класс, подозвала нескольких ребят покрепче, спросила, готовы ли они отвечать «при комиссии». Желающих не оказалось: читальный зал был накануне закрыт, и вообще, как объяснили мне потом ребята, кому это надо – вылезать, да еще в присутствии чужого дяди.
За несколько минут до звонка в классе «А» появился Толя из класса «Г». После короткого фронтального опроса учительница открыла журнал.
– На этот вопрос нам ответит...
Толя вышел к доске. Он нисколько не волновался. Пятерка уже стояла против его фамилии в том журнале, где ей и следовало быть. Он с блеском повторил свой ответ, позднее именовавшийся докладом.
– Пришлось только, – объяснил он мне, – немножко сократиться.
Вот, собственно, и вся история. Урок был последний: полагалось расходиться по домам. Но расходиться почему-то не хотелось. Как сказали мне ребята, муторно было на душе. Надо было эту муть развеять. Но где? В кабинете завуча, исполнявшей тогда обязанности директора? Она сама была на уроке и все видела. В комитете комсомола? Заместитель секретаря в этом же классе учился. Лучше всего было бы, конечно, объясниться с самой Ангелиной Петровной. Так вот, попросту прийти к ней после уроков, расположиться кружком, заглянуть в глаза. Вдруг бы она рассмеялась, сказала бы: «Ребята, да что за чепуха! Ну, действительно, я забыла объявить, что Толя делает доклад, кстати, давно запланированный. Ведь в конце-то концов я его учу так же, как и вас. Ну, конечно, надо все товарищу из комиссии тоже сказать, чтобы ни у него, ни у нас с вами никаких сомнений».
Да, если бы такой разговор мог состояться! Если бы... Но это было невозможно, немыслимо. Между тем десятому «А» требовалось выговориться.
Время от времени в каждой школе возникает центр притяжения старшеклассников. Иногда это молоденькая пионервожатая, или медсестра, или только что окончившая институт учительница, не так уж далеко ушедшая по возрасту и, значит, способная понять «все-все».
Вот таким центром и сделалась «врачиха», как называли ее в школе. В комнатку, где благодаря ей нестрашно жужжала бормашина, куда забегали по делу и без дела обсудить все школьные новости и происшествия, и явился возбужденный десятый «А».
Здесь надо объяснить, кем была для ребят Ангелина Петровна. Она пришла к ним только в десятом классе, но слухом о ней и раньше земля полнилась. В школе она слыла человеком особой строгости, требовательности, не терпящим компромиссов ни в чем, не прощающим малейшего обмана. Между собой ребята называли ее «фанатичкой», и в прозвище этом странно смешивались все оттенки отношения: ее уважали и побаивались. Маленькая, худенькая, с властно посаженной головой, она не ведала никаких проблем с дисциплиной, одним взглядом останавливала любую заварушку на перемене, не говоря уж об уроке.
И вдруг... Поначалу происшествие вызвало приступ злорадства. Хороша фанатичка: потемкинскую деревню устроила. Потом к этому чувству примешалось смутное ощущение разочарования: все-таки учительница представлялась им существом чуть ли не идеальным. А тут большое на их глазах стало маленьким, даже мелким, непохожее, возвышающееся над ними самими, как Монблан, уподобилось их собственным крошечным обманам, уверткам. Себе-то они их прощали, списывали на возраст, а вот ей...
Чем мы моложе, тем сильнее в нас тяга к совершенству. Мы ищем его в книгах, на театральных подмостках, на киноэкране, но больше и раньше всего среди тех, кто рядом, кто самим фактом своего существования, близкого, зримого, подтверждает достижимость безупречного человеческого поведения. «Очарованья ранние прекрасны, очарованья ранами опасны». Рана была совсем свежая. Ребятам было и больно и горько.
«Врачиха» между тем подошла к делу с неожиданной стороны.
– Неужели вы будете молчать? – удивилась она.
В 12-м номере читайте о «последнем поэте деревни» Сергее Есенине, о судьбе великой княгини Ольги Александровны Романовой, о трагической судьбе Александра Радищева, о близкой подруге Пушкина и Лермонтова Софье Николаевне Карамзиной о жизни и творчестве замечательного актера Георгия Милляра, новый детектив Георгия Ланского «Синий лед» и многое другое.