Ветер пах гарью, и по Истье плыли горелые бревна. У помещика Кулагина спалили имение. Смута. Смута кругом, объявили во всех уездах, что учреждены временные комиссии: будут пороть и ссылать в Сибирь, а то совсем народ разгулялся. Вывесили афиши с разъяснением: «Указанная выше строгая мера вызвана тем, что в некоторых местностях крестьяне, к глубокому огорчению непрестанно заботящегося о них государя императора, наслушавшись наущений злонамеренных людей, врагов Российского царя, и поверив лживым их уверениям, будто земли помещиков предоставляются крестьянам, пытались самовольно захватывать и распахивать помещичьи угодья, рубили леса и даже жгли усадьбы и грабили имущество. Конечно, нарушителей порядка среди крестьян немного. Громадное большинство сельского населения не верит обманным речам злонамеренных людей, хорошо понимая, что нельзя составить себе состояние посредством грабежа и насилия...»

Это точно, состояние сейчас не составишь, думал Иван Семенович. Если гол как сокол, то грабь — не грабь, все одно голым будешь: грабить некого, непонятные настали времена. В городах работать не хотят, москвичи и питерцы приезжали, говорят, бастуют. Смертоубийство. Великого князя, царского дядю, — бомбой! Господе, сохрани, помилуй. Не хочет народ ни воевать, ни по-старому жить, того гляди и самого вместе с чайной запалят. Не приведи, отец небесный, а только, может, оно к лучшему в такое время глаза закрыть, чтоб сразу белый свет погас.

Иван Семенович лежал, вот уж вторая неделя пошла, не вставая. Как привезли его тогда от Карандеевых, определилась у него странная болезнь, от которой не было ни лекарства, ни лечения.

Из Боровска приезжал частно практикующий доктор Гринберг, немец или еврей, с тонкими и мягкими, как у младенца, волосами, аккуратно начесанными на раннюю лысину, выписывал микстуры.

Иван Семенович этих микстур не пил. Не верил Гринбергу.

Узнав, что больной уклоняется от лечения, доктор укатил и уже больше не появлялся. Дочь Татьяна упросила мужа, яковлевского зятя, привезти травоведа. Зять под это дело взял три червонца — то-то каждый день выпивши, — но травоведа привез.

Травовед, чистенький, сухой старичок с трясущимися руками, был крив на один глаз, деньги потребовал вперед, поселился у Яковлевых, начал варить травы и объяснять Ивану Семеновичу, отчего происходят разные болезни.

— Чего лечить можешь, старый?

— Все, — хмыкнул старичок, — все могу, ваше степенство.

— Так уж все? Баишь, небось.

Старичок обиженно замигал кривым глазом, начал перечислять:

— Лихоманку могу, желтуху, бледнуху, ломовую, трясуху, гнетуху, кумаху... Двенадцать сестер сидят на лавках, цепью прикованные, старшая свирепая сорвется...

— А горячку можешь?

— Горячки, те двенадцать старух. Другие травки нужны, — пояснил травовед.

— Ну, лечи, — великодушно разрешил Иван Семенович, ему было все равно.

Старичок попросил стакан вина, два дня настаивал вино на золе. Заставил Татьяну снять с деревянного ведра обруч, наскоблил стружек. Обруч надел Ивану Семеновичу на шею, а стружку поджег, принялся окуривать, запел тоненько:

— Тетка баба, отойди от раба божьего Ивана! Тетка баба...

Затем Иван Семенович должен был выпить вино, а золой, что осталась на дне, старичок начал тереть ему лицо и грудь.

Легче не стало. Травоведа прогнали, а оставшуюся траву сожгли.

— Ой, папенька, ну что вы с собой делаете, — убивалась Татьяна, — болезнь ваша лечение имеет.

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• 2
• 3
• 4
• 5
• 6
• 7
• 8
• 9
• …
• 11
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.