Знакомое лицо

...Полноводной рекой течет с Валиных станков шерстяной «Енисей». И темп и ритм ее жизни новые, ускоренные. С первыми двумя годовыми заданиями управилась за 9 месяцев, третье «взяла» за 3 месяца 23 дня, а 20 июля 1977 года весь комбинат поздравил ее с завершением личной пятилетки. И дел вроде прибавка большая: и партийная стала и областной депутат, а все это как-то в помощь, будто силы в один жгут свивает... Такая уж, и верно, у нее структура человеческая.

– Валь, расскажи, как на Кубу летала?

– Да я уж сколько рассказывала...

– Ну, еще... Вон Галка не слышала...

– Ну, пригласили меня на съезд молодых коммунистов... Полетела с делегацией... Был там Петр Климук – космонавт...

– Надо же!

– Ну... жили на 21-м этаже, в отеле, встречались с Раулем Кастро, с кубинскими молодыми коммунистами.

– Чего ж ты им, Валя, рассказывала?

– Про близких. Про семью свою, про вас – о чем же еще? Как живем, как трудимся... Как на ВДНХ в 74-м за всяческие успехи и передовые методы труда ивановцам диплом и премии дали. А премии, помните, какие? Алевтине Смирновой, ткачихе, да Ларрию Минину, поммастера, – по «Москвичу»... Радуются за нас, аплодируют...

– Надо же... И пальмы там?

– И пальмы... Пляжи видела – черный песок. Красота такая, как в кино цветном!

– Валь, а космонавт чего рассказывал? Как там, наверху-то?

– Наверху, девочки, как и внизу, работать надо. Много, до пота и по совести. Так Петя Климук сказал...

В Центральном комитете ВЛКСМ Валентину Голубеву обняла, вручая ей диплом лауреата премии Ленинского комсомола, героиня первых наших пятилеток Мария Виноградова. Когда-то, в тридцать пятом году, полная молодого задора, Мария крикнула в зал, где шло большое совещание: «Мы свой рекорд никому не отдадим!» Но пришли новые поколения, и вот эта, например, замечательная женщина, которую так тепло приветствует съезд, – Валя Гаганова, и эта совсем молодая, 27-летняя Валя Голубева – они дотянули их с Дусей нить до нынешнего дня, и в этом счастье, в этом высший смысл, что нигде не обрывается ниточка...

И верилось и не верилось... В жарком мареве августовского дня как по воздуху плыла навстречу праздничному многолюдью, цветам, улыбкам, восторженным словам:

– Валечка-то наша... Вот это да! Высота!

Пересменок на комбинате: одни закончили, другим заступать скоро, но слились в этот день волны людские во дворе, залитом солнцем; и в торжествующем гуле поздравлений, взволнованного смеха, приветствий, поцелуев, словно во сне, с легко кружащейся головой, потрясенная, стояла Валентина. Да неужели это ей, ей прикалывают на грудь Золотую Звезду Героя Труда, ее твердую, черствоватую ладонь жмет первый секретарь обкома партии, и взрывается аплодисментами комбинатский двор, будто салютом...

«Да неужели это я, я? Гэпэтушная девчушка, засыпавшая с узелками в кулачке? Здесь, перед всеми – и так отмечена?! Ведь ихний опыт взяла, от них выучка, от них умение, от них и сила», – мелькало в сбившихся от волнения мыслях. Затуманившиеся внезапной слезой волнения глаза встретили нечаянно другие такие же – влажные, счастливые, похожие. Отец стоял на комбинатском дворе – приехал к дочке в отпуск и попал на самое большое торжество и в ее и в своей собственной жизни.

И оттого, что и отец, и муж, и далее маленький Павлик были здесь, рядом, она особенно остро ощутила этот праздник как семейный. Комбинатские были ее семьей, ее живительной средой, ее опорой. И как в каждой семье, случались и здесь свои сложности или споры, но живей живого, кровней кровного были зависимость и связь меле ней и этими людьми. И это она ощутила в горячем приливе благодарности и счастья. И как всегда, в подобные минуты это ощущение сменилось, смешалось с ощущением тревоги: щедра к ней жизнь без меры – чем ответствовать на такое?

– А я тридцать станков смогу! – вырвалось у нее, прокатилось над двором. – Счастливые ведь и чудеса могут, а это «чудо» всем опытом подготовлено – сбудется.