Знакомое лицо

Я ведь начинала с шести станков, но ведь времена как меняются! Сейчас девочка только из ГПТУ – и уже по 14 станков берет без боязни – вместо типовых 9, – соразмеряет потому что со старшими: те от «типа» куда как далеко ушли. И я так тянулась. Тут Зою Коновалову вспомнить хочу. Она всегда говорила, что не в одних рекордах дело, а в повседневном мастерстве и умении, что, мол, рекорд только «поджигает», с него все начинается. И я согласна. Смотрите, у камвольщиков к Октябрьскому юбилею задумано было дать товару! 26 миллионов погонных метров – это миллион да 700 тысяч «верху» над планом. Так и получилось. А это можно только при единодушной хорошей работе, так? Но кто-то всегда начинает, кто-то делает первый шаг – ради второго, третьего, десятого... В общем, вызывает меня начальник цеха и обходительный разговор ведет – вроде хвалит, но и подумать велит. Тут у меня и сорвись:

– Вы, Вячеслав Александрович, не смейтесь только, за пустомелье не сочтите, но я же на десять лет вперед наткать могу. Дайте 22 станка, и докажу. Силы есть, все обсчитано, и на поммастера я вполне надеюсь: с техникой он в ладах.

Задумался... Но я не обижаюсь, жду... И его понять можно: никто еще за такое не брался. И знала я, что станки мне все же доверят...

Собираясь на первую свою «новую» смену, она постаралась выспаться как следует и согнать всякий «мандраж». Нужен ясный глаз, свежая голова, отдохнувшее тело. Но какой ни стоял в цехе шум, ощутила она в то зимнее утро отчужденное молчание, сквозь которое пришлось ей пройти и встать, горбясь, у старта новой дистанции... Так встречает родная смена... Почему?! За что?!

За шкафчиками в раздевалке шепот: «Нас она спросила? Сверхпередовая... Хорошо оно, спору нет, да не каждый же может выдать эдакий «сверх». А ведь заставят теперь – с легкой руки-то...» И поглядывали... тяжело. А глаз оторвать от Валькиной работы все же трудно: красиво ходит, чисто ведет. И чистеха: бобины под ногой у ней – ни-ни, не найдешь, «елочки» всегда готовы новый уток принять.

И другое интриговало. Каким бесом Валька умудряется в уме держать, как соображает: и как где пройти лучше и где пора «товар» срывать, где «метка» подходит, где основа или уток «дошли», какой станок встать хочет... Ведь 22 станочка, бабоньки, – шутки прочь!

Однако недоверчивые голоса студили восторги: как еще, мол, сработает? Плохого товару наделать – много ума не надо... Да и самой ее надолго ли хватит? Не тяжело ли взяла?

Но проходили дни, недели, голубевский товар шел как положено, а в цехе не объявляли новых норм, не понуждали никого в сменщицы Вале... И поле электрическое вокруг нее стало явно слабеть, сменяясь острым интересом, вниманием и неожиданным беспокойством: «Неужели мы плоше?» Кроме всего прочего, новые голубевские заработки производили впечатление – под 400 все же...

«Да ну, это все так, временное, – думала в то смутное время Валентина. – Сойдет лишнее, ненужное отлетит. А дело останется».

И ей вспомнилась замечательная машина в отделочном цехе: над высокой волной голубого огня пролетает с немыслимой скоростью сквозь валики пропущенная лента ткани. Огонь выжигает из нее на ходу мелкий мусор. Так и тут...

В сменщицы к ней попросилась Максячкина:

– Пойду к тебе в напарницы, Валя. Не против? Не сразу все дозревает, пойми.

– Да разве я не понимаю, Ниночка? – И, поддаваясь порыву, обняла Максячкину.

– Нин, а я уже на 28 решилась. Тогда можно и на три пятилетки вперед наткать...

– Да ты, Валь, рёхнулась... 28! Такого еще по стране не слыхано! А если спросят тебя, зачем?

– А если кто и спросит, Нина, я отвечу: потому что могу! Хочу потому что... Мало?

– Но не все же, Валя, так могут...

– Пусть то, что могут, выложат... У каждого найдется... Стыдно зажимать... И не думай, что я одна так настроенная. За мной народу много. Комсомольцы, во-первых... Так что не по воздуху хожу – по земле...

– Молодежь-то она молодежь...

– Да нет, молодежь-то – она молодежь! Вот как. Сама знаешь, на десятую пятилетку «комсомольский встречный» – весомый. А читала ли, каков средний возраст молодых на комбинате был два года назад? 22 – 23 года – вот какой. А теперь – 24 – 25... Остались, значит, люди, взрослеют, вырастают, ну, и я с ними... Не одна я, Нина, пойми... Не уникальная какая... Из них.