— Сейчас вспомню: инженер-вредитель Миллер и еще человек пять.
— Это очень много.
Ассамблея подписала протокол о геноциде.
— Геноцид? С чем его едят?
— Мы подписали конвенцию. Конечно, тридцать седьмой год — это не геноцид. Это истребление врагов народа. Можно подписывать конвенцию. Режим закручивают на все винты. Мы не должны молчать. Как в букваре: «Мы не рабы». «Рабы не мы». Мы должны сделать что-то, доказать самим себе.
— Самим себе доказывают только собственную глупость. Жить, выжить — вот задача. И не сорваться... Жизнь более серьезна, чем ты думаешь.
Зеркала не хранят воспоминаний. Но то, что у меня прячется в моем чемодане, трудно назвать зеркалом — обломок стекла — как будто поверхность воды замутилась, и река осталась мутной и грязной навсегда, запомнив что-то важное, что-то бесконечно более важное, чем хрустальный поток прозрачной, откровенной до дна реки. Зеркало замутилось и уже не отражает ничего. Но когда-то зеркало было зеркалом, было подарком бескорыстным и пронесенным мною через два десятилетия — лагеря, воли, похожей на лагерь, и всего, что было после Двадцатого съезда партии. Зеркало, подаренное мне, не было коммерцией инженера Кипреева — это был опыт, научный опыт, след этого опыта во тьме рентгеновского кабинета. Я сделал к этому зеркальному куску деревянную оправу. Не сделал — заказал. Оправа до сих пор цела, ее делал какой-то столяр из латышей, выздоравливающий больной за пайку хлеба. Я уже мог тогда дать пайку хлеба за такой сугубо легкомысленный заказ.
Я смотрю на эту оправу — грубую, покрашенную масляной краской, какой красят полы — в больнице шел ремонт, и столяр выпросил «чуток» краски. Потом раму лакировал — лак давно стерся. В зеркале ничего не видно, а когда-то я брился перед ним в Оймяконе, и все вольняшки завидовали мне. Завидовали мне до 1953 года, когда в поселок кто-то вольный, кто-то мудрый прислал посылку из зеркал, дешевых зеркал. И эти крошечные копеечные зеркала — круглые и квадратные — продавались по ценам, напоминавшим цены на электролампы. Но все снимали с книжки деньги и покупали. Зеркала были распроданы в один день, в один час.
Тогда мое самодельное зеркало уже не вызывало зависть моих гостей.
Зеркало со мной. Это не амулет. Приносит ли это зеркало счастье, не знаю. Может быть, зеркало привлекает лучи зла, отражает лучи зла, не дает мне раствориться в человеческом потоке, где никто, кроме меня, не знает Колымы и не знает инженера Кипреева.
Кипрееву было все равно. Какой-то уголовник, почти блатной, рецидивист пограмотней, приглашенный начальником для обучения грамотный блатарь, постигающий тайну рентгенокабинета, включающий и выключающий рычаги, блатарь, что шел по фамилии Рогов, учился у Кипреева делу рентгенотехники.
Тут у начальства были намерения немалые, и меньше всего начальство думало о Рогове, блатаре. Нет, но Рогов поселялся с Кипреевым в рентгенокабинет, стало быть, контролировал, следил, доносил, участвовал в государственной работе как друг народа. И если не мешал, то доносил, блюл.
Это была главная цель начальства. А кроме того, Кипреев готовил смену самому себе — из бытовиков.
Как только Рогов научился бы делу — это была профессия на всю жизнь, — Кипреева послали бы в Берлаг, номерной лагерь для рецидивистов.
Все это Кипреев понимал и не собирался противоречить судьбе. Он учил Рогова, не думая о себе.
Удача Кипреева была в том, что Рогов плохо учился. Как всякий бытовик, понимающий главное — что начальство не забудет бытовиков ни при каких обстоятельствах, — Рогов не очень внимательно учился. Но пришел час. Рогов сказал, что он может работать, и Кипреева отправили в номерной лагерь. Но в рентгеноагрегате что-то разладилось, и через врачей Кипреева снова прислали в больницу. Рентгенокабинет заработал.
К этому времени относится опыт Кипреева с блендой.
Словарь иностранных слов 1964 года так объясняет слово «бленда»: 3) диафрагма (заслонка с произвольно изменяемым отверстием), применяемая в фотографии, микроскопии и рентгеноскопии.
Двадцать лет назад в словаре иностранных слов «бленды» нет. Это новинка военного времени — попутное изобретение, связанное с электронным микроскопом.
В руки Кипреева попала оборванная страница технического журнала, и «бленда» была применена в рентгенокабинете в больнице для заключенных на «Левом берегу» Колымы.
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.
27 декабря 1761 года родился Михаил Барклай-де-Толли
28 мая 1877 года родился Максимилиан Волошин
1 июня 1804 года родился Михаил Иванович Глинка
Окончание. Начало в №21.