И села тут же возле плиты чистить картошку.
Она шла в садик за сыном в четыре дня - а на улице уже были ранние декабрьские сумерки - и смотрела на прохожих с легким снисхождением. Она начала этот день, когда многие из них только - только ложились, - в 00 часов, и теперь у нее было ощущение, что это ее волей день так растянут и так долог, столь многое она успела сделать сегодня.
Степанов не прилетел что - то. Ну, мало ли что. Таня уже приучила себя спокойно относиться к профессии мужа, сколько угодно она знала пилотов ГВФ на пенсии, а споткнуться и упасть и на земле можно.
Прямо из садика она завела сына на елку в заводской Дворец культуры и, пока он смотрел новогоднее представление и водил вокруг елки свои хороводы, забежала к Дине за болгарским костюмчиком. Прелесть оказался костюмчик, до того хорош - чудо! Чуть - чуть Леньке великоват, ну, так тот и растет на глазах.
Потом елка кончилась.
В фойе Дворца одевались и расходились последние зрители. На гладком паркете валялись бумажки от конфет, блестящий целлофан разорванных пакетов, мандариновые корки. На небольшой эстраде в глубине зала у потухшей елки вольно стояли непраздничные, усталые эстрадники. Готовясь к «взрослому» вечеру, очень тихо они играли «Домик восходящего солнца». По залу из угла в угол, гоняя бумажки, тянулся сквозняк, окна были распахнуты настежь, фойе проветривалось. За окнами уже стояла зимняя уральская ночь, но зал, наполненный легкой и горькой мелодией песенки, мягким и теплым светом небольшой люстры, казался отдельным государством, обособленным и независимым от зимнего холода и темноты. Певица в валенках, с укутанным горлом, глядя на маленький листок бумаги, едва слышно бормотала под музыку слова:
Прошло много лет с тех сказочных снов,
Когда я бродил здесь и жил...
Встречай меня, мой старый дом,
Пустым запыленным окном.
Таня вполголоса ссорилась с сыном.
Она сидела перед ним на корточках, в пальто, теплый шарф сбился назад. Застегивала на нем шубку, пытаясь отнять кулек с подарками.
- Лень, - убеждала она его, - так ты все растеряешь по дороге. Давай я подарок в сетку положу, и ты его сам понесешь. Сам, сам!
Сын мотал головой. Твердо ступая ногами в крошечных валенках и крепко сжимая в руке подарок, он пошел к выходу.
- Отниму, - сказала Таня вдогонку.
- Я тебя тогда валенком заминаю, - пообещал он ей, не поворачиваясь.
- Весь в отца, - сказала Таня в отчаянии и догнала его, - такой же вредный. Ну - ка, дай сюда подарок!
В короткой их борьбе разорвался непрочный целлофан, и посыпались на пол конфеты, покатились мандаринки и печенины.
Таня шлепнула сына и принялась собирать. Быстро, наскоро, кое - как. Ее все время не оставляла мысль, что Ленька набегается сейчас по залу в шубке, вспотеет и простудится потом на ветру.
- Погоди, - пообещала она ему, выходя, - я вот тебя налуплю дома, будешь знать.
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.