Завещание Колумба

– Не знаю, можно ли расценивать мои действия как работу частного сыщика. Но хочу вас заверить, что формально никакого следствия я не веду. Я просто разговариваю с людьми, хорошо знавшими Николая Ивановича Коростылева. Во время разговоров они отвечают или спрашивают меня не как должностное лицо, а просто как старого друга и ученика покойного.

Зацаренный сердито вскинулся:

– Но это неправильно! И вы знаете, что вам так вести себя не полагается. Вы не просто знакомый Коростылева, но и офицер милиции...

Я пожал плечами:

— Я вынужден так поступать, поскольку не нашел с вами общего языка. А разговоры мои не противоречат ни букве, ни смыслу закона.

— А вам не приходит в голову, что это смахивает на злоупотребление служебным положением? – осведомился официальным басом Зацаренный.

Меня пугал его раскатистый, нутряной голос, слова его удручающе впечатляли. Я откинулся на спинке стула, положил ногу на ногу и покачал головой:

— Ну-ну-ну! Не стращайте меня, пожалуйста, такими категорическими формулировками. Вам, как юристу, не надлежит путать понятия «использование должностного положения» и «злоупотребление» оным. Это вещи весьма разные...

— А мне кажется, что это софистические игры, – сказал Зацаренный. – Смысл не меняется...

— Еще как меняется! Если бы я был не сыщиком, а химиком и в этой ситуации проанализировал состав клея с телеграммы – было бы это злоупотребление служебным положением научного сотрудника?

— Но вам никто ничего не поручал анализировать! – пер на меня грохочущим танком Зацаренный. – Вам никто не поручал расследовать это дело!

Я на него не сердился. По-своему мне даже стали интересны причины его такого служебного энтузиазма. Но ссориться с ним я не хотел. И по возможности мирно сказал:

— Я еще раз повторяю вам: я не веду служебного расследования. А запретить мне интересоваться этой историей нельзя. Вспомните, как сказано в словаре Владимира Ивановича Даля: «Расследовать – значит исследовать, разыскать, разузнать хорошо, верно, разобрать следы зверя, распутать их и выследить его». Согласитесь, что, если я, не нарушая законных норм, интересуюсь обстоятельствами смерти моего друга, никто не может помешать мне в моем занятии...

— Ваш человеческий интерес к этой истории может быть неправильно понят и истолкован другими людьми, – быстро ответил Зацаренный. – Они могут быть недовольны бестактными вопросами, которые вы задаете как частное лицо...

— Ага! Вот это понятно. Я бы только хотел узнать: а кто же вам жалуется на меня? Кому мои вопросы кажутся бестактными? Кого они оскорбляют? И как их понимают? Не можете мне сказать?

Зацаренный уселся за стол, сухо кинул мне:

— Это не имеет никакого отношения к нашему спору о разнице между злоупотреблением и использованием вашего положения.

— Господи, да о каком злоупотреблении вы говорите? Если я использую что-либо, то не свое положение, а использую свое профессиональное умение. Я профессионал в расследовании человеческих горестей. И не только у меня, у вас у всех случилось большое горе – умер хороший человек! И мне непонятно, что дурного вы находите в моих хождениях и разговорах с людьми? Какой вред от этого? Разве я подрываю ваш авторитет? Разве я о ком-нибудь сказал хоть одно дурное слово?

Глядя в сторону, Зацаренный обронил:

— Необязательно говорить о нас плохо, но уже сам факт... Не дело это! Сейчас люди грамотные пошли, все знают, что вы сыщик и что вопросы вы задаете не частные, а сыщицкие, а следовательно, подменяете нас в повседневной деятельности.