Соцобязательство я подписывала в кабинете Банникова. 140 переправили на 110. Банников курил и разгонял дым пустым рукавом, взмахивая култышкой.

— А ты особа с характером, а? — говорил он мне, улыбаясь. — Это неплохо, но имей в виду, тяжеленько тебе придется. Характер требует сил, вот так.

Журавль неопределенно промычал, что за счет «револьверки» идет «весь процент снижения», и вышел.

Да, это верно: характер требует сил. Пойду. Пойду и скажу: так и так. По неопытности. А-а-а, вон как?

Бедненькая, маленькая, неопытненькая — не ведала, что творила, думала, так и надо, а хватило ловкости замести концы, ото всех скрыть? Господи, но я же не могу — прямо так, без всего — ляпнуть... Нужно. Так, как есть, так и сказать. «Лишь тот достоин счастья и свободы, кто каждый день идет за них на бой» — так? А какая же может быть внутренняя свобода, когда вязнешь во лжи? Нет! Завтра же!.. Или в крайнем случае — послезавтра...

Неожиданно пришел к нам домой Олег. Когда он звонил, Маша Куркова, конечно, открыла дверь на площадку и разглядывала его, как фальшивый рубль. Вот человек, честное слово! Матери дома не было. Я позвала его: мол, проходи, раз пришел. Он пришел чисто одетый, в индийской рубашке с жаропрочным воротником, рукава закатаны до локтей, руки отмыты, только вокруг ногтей ободки. Сразу начал смешить меня: говорит, пошел сегодня к своему тренеру Умрихину, тот дал ему майку, трусы и говорит: «Смотри, только на тренировки носи, а то некоторые свои трусы экономят, а тренировочные таскают...»

Не стеснялся он ни капли. Расселся как дома, закурил. Я ему говорю: мол, мне некогда, стирать надо. Сижу в халатике, с растрепанной косой, босая. А он ноль внимания. Потом я встала, пошла к окошку и говорю: «Вон в окно «Гастроном» виден. Мать, небось, смотрит сейчас в подзорную трубу». Он подходит к окну и говорит:

— Ну пусть смотрит.

И вдруг как обнимет меня! Верхняя пуговица расстегнулась, он целует в шею, держит крепко... Я не могу вырваться, не хочу. Слезы текут: вон как — я его люблю, жду, а он?

— Ну что ты сердишься, Зойка, родная? Что ты?

— Родная... А Нюрка тоже была родная?

Я сразу почувствовала, как он замер. Держит меня, но так просто. Я шевельнулась, руки его упали. Он сел.

— Кто тебе сказал?

— Неважно, кто сказал. Важно, правда это или нет. — Он сидит, курит, потом говорит:

— Да, было. Но было ошибкой.

— А если и со мной ошибка?

Он, смотрю, разозлился:

— А ты что, хочешь страховой полис оформить на нашу любовь? Если любви нет, люди расстаются. Так бывает в жизни. Тут не застрахуешься.

— Она что, нехорошая, Нюрка-то? — спрашиваю у него. Мне так хотелось, чтобы он сказал «нехорошая»! Но он ничего не сказал. Тогда я ему велела уходить. Он встал, пошел, потом от дверей вернулся:

— Так, как тебя, Зойка, я никого не любил. Ты искренняя девчонка, чистая. Хочешь, поживем вместе, а сживемся — запишемся.

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• …
• 2
• 3
• 4
• 5
• 6
• 7
• 8
• 9
• 10
• …
• 12
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.