Послушала бы моя мама! Но он сказал, что я мещански рассуждаю: разве в штампе дело? Я ему велела все же уходить, но он не слушался, трогал мою косу, потом обмотал вокруг своей шеи, связал нас. Я обняла его за шею, и мы постояли так немного, потом он поцеловал меня в нос и ушел. Тут я спохватилась, что ничего не сказала ему про ручки. Забыла, надо же! Скоро пришла мать, видно. Маша Куркова уже настучала. С порога накинулась на меня:
— Ты чего плакала? Кто тут был? Накурено-то — топор вешай!
Я сказала ей, что был Олег и что хочет жениться. Мать побледнела.
— Да тебе же до паспорта почти год! Невеста без места! Куда торопишься? Было чего у вас?
Вот так всегда! Я говорю, что нет, ничего такого не было.
— А чего зареванная?
Я взяла и рассказала про ручки. Мать махнула рукой.
— Мне бы твои заботы! Значит, ты из-за этого? А не врешь?
Ну, мама есть мама. Как всегда.
Сегодня неожиданное: собрали летучее собрание, и Анька Целканова вылезла вперед и говорит, что, мол, виновного в нашей смене за спрятанный брак не отыскали, но вообще виноваты мы все, в частности наладчик Караваев. Видно, есть еще такие, которые считают: раз он у станка стоит вкалывает, значит, он рабочий и есть. А это не так. Вот у графов графская честь была, допустим. Они охраняли «свой дутый авторитет денежного мешка», говорит Анна. И у Левши, допустим, тоже свой форс был. А мы что? Без форсу? Что делаем, как делаем — безразлично, что ли? Не говоря о стоимости деталей, о средствах. Вот кто это нашкодил тайком, интересно знать, ну кто? Кто нам в лицо плюнул?
И вот чувствую я: сердце сейчас у меня прямо лопнет. Не хочу говорить, а вот прямо что-то толкает меня, и все. Голос сел, горло сдавило. Сейчас или никогда. Встаю. Кости не гнутся.
— Это я сделала, — говорю. И голос свой сама слышу — чужой какой-то, тоненький, дрожит.
И вот чувствую еще: стала среди всех, среди своих, а уже вроде как отделилась — все глаза на меня и уже все кругом не товарищи — судьи. Вон рыжая Лидка, вон Анька, вон Стеша, вон Веруля из кладовки, вон Олег с Максом, Киреев — все, все. И Караваев с Журавлевым смотрят.
А Галочка Шеина мне в спину:
— Ой, дуреха, ты что?
Анька Целканова растерялась, не знает, что говорить. Журавль берет слово:
— Помните, Зоя, когда вы пришли только в цех, вам порядки не нравились. А кто устанавливает порядки на заводе, а? Одна администрация или вы сами?
Молчу, вцепилась руками в пояс, молчу.
Веруля кидает:
— Вот то-то и оно! Критикует всех вечно, а теперь вот и выявилось! Молчи громче, Курбатова!
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.
Осмелюсь утверждать — открытия делаются молодыми учеными