Кривоусов, добрая душа, не стал меня терзать.
– Ты тоже прочитай.
И мне уже не было удержу:
Весне не лгут. Весне не лгут. Не лгут весне, весна – надежда. Ее не судят по одеждам, Ее, как детство, берегут.
– Ты молодой, из тебя чего-нибудь выйдет, – сказал Кривоусов. – Подработаешь – и получится. Ты не горюй.
«Ишь ты, учитель», – закипело во мне зеленое пламя обиды.
– Давай перекусим, – предложил Кривоусов. Мы поднялись на кручу. Не разжигая костра, сидели на брезентовой сумке Кривоусова, свесив над рекой ноги.
– А я и на войне стихи вслух читал; – сказал Кривоусов.
– Свои?
– А то чьи же? Все гремит, а я читаю. Голод обманывал. Мне ведь под Ленинградом пришлось стоять.
Мы едим холодную, но очень вкусную картошку. Может, оттого вкусную, что закусываем солеными огурцами.
И тут на том берегу, из самой чащи леса, словно бы и вправду вынесли на ладонях луну.
В темноте не было видно лица того, кто ее принес, но руки светились. Это были руки той самой девушки, которая ходит за мной по пятам и которая надо мной посмеивается.
Соловьи тоже увидали луну и, пораженные красотой, смолкли. Теперь было слышно, как плещет река.
Мы жили в Старом Дели, напротив мавзолея Хумаюна. Пошли с товарищем побродить по зеленой декабрьской травке в садах, окружавших усыпальницы. Заглянули в какой-то дворик. Четверо мужчин полусонно развлекались курением кальяна. В глубине двора – мраморная, словно бы игрушечная, мечеть в полтора человеческих роста, не больше.
Возле этой мечети мы обрели неотвязных спутников – двух мальчишек-чистильщиков. С ящиком, быстроногие, быстроглазые, быстрорукие, они сначала взяли на себя роль гидов, показывали в сторону мавзолея, что-то рассказывали, а мы им объясняли, старательно вспоминая подходящие английские слова, что не понимаем, мол! И вдруг мальчишки загалдели, кинулись за промчавшейся машиной, кулаками ей вослед погрозили. Что такое могло случиться? А-а, вот оно что – на правом ботинке моего товарища пузырился ошметок то ли мороженого, то ли еще чего-то. Мальчишки разом присели. Один раскрыл ящик, другой расшнуровал ботинок оторопевшего моего друга, снял ботинок с ноги, смахнул белое. Старый шнурок из ботинка вытянул, порвал раз, другой, показывая, что он никуда уже не годен. Другой мальчишка, сверкая щетками, чистил второй ботинок, который не успели снять, и косился в мою сторону. Мои башмаки были замшевые, от меня отступились.
Ну вот, солнце играет на каблуках – совсем другое дело, оплатите работу!
Наутро мы должны были улетать домой, деньги растратили. Пришлось наскребать из оставленных на сувениры монеток.
...Наших ребят на недельку бы сюда. Чтоб поняли, как он добывается, хлеб насущный. Один только хлеб, без масла.
В 10-м номере читайте об одном из самых популярных исполнителей первой половины XX века Александре Николаевиче Вертинском, о трагической судьбе Анны Гавриловны Бестужевой-Рюминой - блестящей красавицы двора Елизаветы Петровны, о жизни и творчестве писателя Лазаря Иосифовича Гинзбурга, которого мы все знаем как Лазаря Лагина, автора «Старика Хоттабыча», новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.