Существует довольно известная легенда о том, как

была отснята – теперь сказали бы «скрытой камерой» – осенняя прогулка выздоравливающего после ранения Владимира Ильича. Как возник вначале «кинозаговор» операторов-хроникеров с управляющим делами Совнаркома; как дожидались «заговорщики», пока развеется от туч сентябрьское небо,

пока «солнце согреет столицу молодого Советского государства»; как, наконец,

были заняты «скрытые позиции в Кремле» и с Ильичей завелся «невзначай»

разговор о погоде, о рекомендациях врачей, и он дал себя уговорить на

десятиминутную прогулку, появился в нужный момент на нужном маршруте. И

так-де был увлечен разговором, так самозабвенно радовался хорошему

дню, что не обращал внимания на стрекотание камер... Конечно же, «кинозасада» в конце концов была обнаружена, последовали расспрос с пристрасти

ем и примирительное: «Ну, если это полезно...».

Легенда выглядит более чем правдоподобно, если проникнуться тем жгучим нетерпением, с каким люди ждали осенью восемнадцатого живого свидетельства – что теперь с Ильичом, как он? Если припомнить к тому же, каких трудов стоило уговорить Ленина задержаться иной раз перед камерой – совершенно не любил он этих «церемоний». И тем не менее, как установили лениноведы, никакой «заезды» не требовалось: киносъемка производилась с согласия Владимира Ильича в середине октября, спустя полтора месяца после эсеровских выстрелов из-за угла. Эти несколько минут, проведенные на солнечном кремлевском дворе перед объективами кинооператоров, завершают одну из важных глав его жизни

ДЕРЖИТЕСЬ ОРГАНИЗОВАННО! – кажется, эти два слова вырвались у него, когда вдруг грохнули выстрелы и все кругом растерянно замерли. И самого Ильича собственные слова будто подхлестнули. Напрягся весь, собрался внутренне – и не только вынес всю дорожную тряску до Кремля, но с порога, без пальто и пиджака, устремился крутыми маршрутами черной лестницы: в мыслях не укладывалось, чтобы рабочие несли на руках, немыслимо было появиться в окровавленной рубашке в лифте, на этажах Совнаркома...

Сестра в испуге сбегает навстречу, едва уловив объяснение, торопится приготовить постель. Рабочие, вошедшие вслед, требуют йоду, бинтов, не подозревая, что в Кремле нет даже медпункта. Звонят Бонч-Бруевичам; Вера Михайловна – врач, должны быть медикаменты... Известие докатилось до зала заседаний Совнаркома – хлынули люди, растерянные, часовые прижались к двери. Александр Николаевич Винокуров, старый подпольщик-большевик, наркомсобес, по образованию врач, тут же обратил председателя в пациента: дал капли, наложил асептическую повязку, сделал инъекцию. Отправил нескольких человек за специалистами.

Квартира наполняется больничными запахами и вообще превращается в какой-то лагерь. Вернулась из МГУ Надежда Константиновна и застала такое... Попытался отвлечь, успокоить и сказал что-то несуразное: ты, мол, устала, пойди ляг. Еще больше перепугал... Яков Михайлович Свердлов, собранный, решительный, неотступно рядом и всем что-то успевает сказать вполголоса. А у Луначарского глаза испуганные, жалостливые... Ну чего же тут смотреть – Ильичу хочется встряхнуть, взбодрить всех, – чего тут особенного: со всяким революционером это может случиться... Но все трудней объясняться и отшучиваться – предательски слабеет голос, мучает жажда, наплывает горячий туман... Пришли солидные хирурги – кажется, медицина берется за дело всерьез...

30 августа, за час до полуночи, составляется «Бюллетень № 1 о состоянии здоровья товарища Ленина».

На первый день. «Констатировано 2 слепых огнестрельных поранения; одна пуля, войдя под левой лопаткой, проникла в грудную полость, повредила верхнюю долю легкого, вызвав кровоизлияние в плевру, и застряла в правой стороне шеи, выше правой ключицы; другая пуля проникла в левое плечо, раздробила кость и застряла под кожей левой плечевой области, имеются налицо явления внутреннего кровотечения. Пульс 104. Больной в полном сознании. К лечению привлечены лучшие специалисты-хирурги ».

Наутро настоящим пробуждением для всего домашнего лагеря – кто дежурит у постели, кто прикорнул на стуле по соседству, кто занимается на кухне с керосинкой – была первая ленинская улыбка, благодарное прикосновение его руки. Доктора по-человечески порадовались, но профессионально восстали: Ленин потребовал утренние газеты. Врачебное заключение: газеты запрещены. Тогда, мол, пусть вкратце докладывают о делах! Медицина непреклонна – пока придется совершенно забыть о делах. Нет уж, любезнейшая медицина, не такое теперь время...

На второй день. «Ночь спал с перерывами. Самочувствие – лучше. Кровоизлияние в плевру не нарастает. Общее положение серьезное».

На третий день. «Общее состояние удовлетворительное; осложнений пока нет».

Больше всего с первого же осмотра врачей страшило именно это – осложнения – неожиданный штурм болезни в непредвиденном направлении. Надо было выждать несколько суток. Как поведет себя сердце, насколько стойким окажется организм и, главное, что за мина – эти пули?.. Потом, после операции, выяснится – пули с надсечкой, разрывные и отравлены ядом. Но металл почему-то – к счастью! – не разорвался, а яд потерял силу... Безмерно редкий случай...

Из Кремля по прямому проводу сообщили в Петроград, в Царицын: Ильичу лучше, все время включается в разговоры, доставляет врачам много хлопот, «бушует», рвется к делам, постоянно спрашивает о положении на фронте.

• Страницы:
• 1
• 2
• 3
• 4
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.