Как реализуется личный урожай? Частично идет на собственные нужды, определенное количество закупает потребкооперация, ну и, естественно, что-то продается на рынке.
Соотношение между этими частями реализованной продукции мне. к сожалению, выяснить не удалось. В колхозном и совхозном производстве все проще: есть план, есть документы о его выполнении, всякого рода ведомости, накладные об отгрузке, сбыте, акты списания, что позволяет до определенной степени точности проследить движение продукции от производства до потребления. А как проследить судьбу сорока процентов яблок, выращенных в десятках тысяч личных садов? Можно ли подсчитать, сколько из них попало на наш стол, а сколько сгнило на дальних и ближних подступах к нему? Уверен, точный ответ никому не известен. Приблизительный же можно получить путем логических умозаключений на основании реальных ситуаций.
Итак, прямо из Ельца — сразу в Кукуевку. По пути заезжаю в Воронец, «столицу» нашего сельсовета, куда лет двадцать назад переехала жить моя двоюродная сестра. Помню, со своей усадьбы, восстановленной после войны, Катя перевезла дюжину яблонь, которые были довольно взрослыми, чтобы безболезненно вынести переселение. Однако все обошлось. Деревья поболели, но прижились, хорошо плодоносили, а этим летом уродили особенно щедро. Кроны «штрейфлингов» были унизаны крупными, румяными яблоками. Румяным выглядел чернозем под деревьями, сплошь укрытый зрелой падалицей. В углу сада, у самого забора, высилась куча таких же яблок, уже тронутых прелью, уготованных на компост. Тонны полторы. Пока.
— Неужели нельзя было продать? — спрашиваю сестру.
— Кому? Тут в каждом дворе своих девать некуда. Везти на рынок — мы с моим дедом уже стары. Кооперация закупать эти яблоки не хочет: плохо лежат, Да и платят копейки. Возиться — себе дороже.
— Ну, хотя бы сыны в Елец забирали бы...
— Берут по авоське раз в неделю. Больше-то куда им?
...В свое детство нужно возвращаться не большаком, не наезженной дорогой и уж точно не на машине. Только памятными из тех далеких лет проселками, затерявшимися в перелесках и оврагах тропками, нехожеными буераками. Лишь такой окольный путь может всколыхнуть память. поднять с ее дна на поверхность что давно уж. казалось, забыто и быльем поросло.
Вот и я, поддавшись соблазну этой логики, зашагал в Кукуевку таким мудреным маршрутом, что вместо обычного получаса потратил целых три, до бесчувствия накрутив ноги на спусках и подъемах, прокляв все и вся за свою бредовую затею.
К деревне я подошел с тыла, с той дальней от большака ее окраины, где улица сразу за последними домами резко обрывалась, узкою тропою сбегая в овраг. Сестра предупредила: в Кукуевке уже никто не живет. Но, как ко всякому сообщению, в которое не хочется верить, я отнесся к ее словам с изрядной долей скепсиса: все-таки сорок дворов было, что же. вот так все разом снялись и разлетелись по свету? Но, поднимаясь вверх знакомой тропой, я понял, что Катины слова — правда. Склон оврага плотно устилали сочные кустики клубники. По недоразумению этим именем часто называют садовую землянику, хотя последняя относится совсем к другому ботаническому виду. У нас клубника растет по косогорам, на самом припеке. От этого обращенное к солнцу лицо ее ягод всегда по-крестьянски прокалено до густо-бордового цвета, а теневая сторона нежная, светло-зеленая. Облюбовав для жизни места обычных выпасов, клубника, чтобы уцелеть под острыми овечьими копытцами, должна была воспитать в себе чисто крестьянскую выносливость и смекалку. Ей пришлось научиться жить скромно, не выпячиваясь, низко припадая к земле. И вдруг такая метаморфоза: все на виду, все вопиюще благополучно. От радости, что тут давно никто никого не пасет?
Выхожу к улице. Вместо нее стена крапивы выше человеческого роста: первый знак брошенного жилья. Помню, крайний дом был у деда Максима, в чьем саду росли «апорт» и «антоновка» с самыми крупными яблоками в деревне. Сколько раз мы, мальчишки, затаивались под ракитами в конце его усадьбы, надеясь улучить удобный момент. Все зря. Хитрый дед сажал между двумя заветными яблонями злючего кобеля, который не поддавался ни на какие наши уловки. А теперь от дома не осталось даже фундамента — непролазные джунгли. И я, спокойно перепрыгнув через канаву, вхожу в некогда запретную зону.
Одурев от полного безвластия, клубника, оказывается, добралась и сюда и с наглостью заправского сорняка захватила всю территорию бывшего огорода. Да и сад уже давно позабыл хозяйскую руку. Без ухода яблоки измельчали, хотя и были обильны. От земли поднималась частая поросль яблонек-самосевок. Безуспешно я бродил среди их зарослей, стараясь сыскать Максимову гордость. а соскучившиеся по живому человеку деревья, не поняв, что мне надо, все пытались соблазнить меня, ударяя зрелыми яблоками о землю.
Так садами, перескакивая через канавы, я шел вдоль деревни, пока не услышал со стороны улицы шум мотора. Свернул на звук и на узкой колее, пробитой в зарослях крапивы, увидел зеленого цвета «Жигули» с номерным знаком «ЛПЛ 55-18». Хозяин машины мне обрадовался.
— Друг, подскажи, где тут яблоки получше, — весело, с надеждой крикнул он. — А то мы с женой столько дворов облазили, но никак не найдем. Все «антоновка» да «антоновка». А ей еще с неделю повисеть надо.
— Мародерствуете? — «участливо» поинтересовался я.
— Да ведь все равно пропадут, хозяев-то нет...
— Приедут...
— Ты что же, сторожем нанялся? — неожиданно догадался мужчина.
— Сторожем, — соврал я. И стал записывать номер машины. Такой оборот владельца «Жигулей» смутил, но уезжать ни с чем он, видимо, не привык и, обращаясь к женщине, все это время сидевшей в машине, предложил:
— Давай хоть в пруду искупаемся. — И стал спускаться к охваченной зеленым цветом воде.
В 12-м номере читайте о «последнем поэте деревни» Сергее Есенине, о судьбе великой княгини Ольги Александровны Романовой, о трагической судьбе Александра Радищева, о близкой подруге Пушкина и Лермонтова Софье Николаевне Карамзиной о жизни и творчестве замечательного актера Георгия Милляра, новый детектив Георгия Ланского «Синий лед» и многое другое.
Роман
«Трудно ли быть вундеркиндом?» С таким вопросом я ехал в Херсон к четырнадцатилетнему студенту первого курса физико-математического факультета педагогического института Александру Вечерку
Рассказ