С той далекой школьной поры в память, а скорее, даже в кровь и плоть намертво врезалась убежденность, что наши яблоки — самые-самые... Самые крупные, самые урожайные, самые зимостойкие и прочее, и прочее... Потому что вывел все это великолепие Иван Владимирович Мичурин. Убежденность, что все это создано и существует в природе, оставалась неколебимой даже под ударами столь бесспорного свидетельства, как прилавки фруктовых магазинов, на которых мичуринских сортов, увы, практически не бывает.

Последняя командировка в Черноземье существенно подорвала мою прежнюю уверенность: слишком явным было несоответствие между потребительскими свойствами яблок, которые выращивались в здешних садах, и требованиями, к ним предъявляемыми. Я говорю в данном случае не об отдельных сортах — иные из них великолепны, — а о той совокупности сортов, которая и дает «яблоко вообще», яблоко как разновидность фруктов. В этом смысле наше садовое хозяйство имеет ряд пробелов. А как же мичуринские? Почему «самые-самые» не могут закрыть существующие бреши?

За ответом я отправился к Ивану Владимировичу Мичурину.

Его двухэтажный красного кирпича дом стоит на северо-восточной окраине города как раз в этом месте, где Лесной Воронеж делает резкий поворот влево, охватывая с двух сторон большой. почти в двести гектаров, полуостров, на котором вместились прежняя усадьба с примыкающими к ней маточным и старым коллекционными садами, кварталы более молодых посадок, а также опытные и производственные участки Центральной генетической лаборатории, которой, собственно, и принадлежит основной питомник имени И. В. Мичурина.

Когда в 1898 году Иван Владимирович приобрел в этом месте 12 десятин, на которых решил продолжать свои опыты по выращиванию гибридов. он первым долгом посадил вдоль реки тополя. чтобы те своими корнями уберегли берег от размыва во время паводков. Теперь эти дуплистые осокори двухобхватной толщины уперлись своими некогда пышными, а ныне уже траченными возрастом кронами в самое небо, а под их уютной сенью непролазно разросся разнопородный кустарник. Эта зеленая стена надежно заслонила усадьбу от и так не особенно шумной слободской окраины города, и только запах тины, прелых водорослей да крики пацанов, «саженками» рубящих неторопливые воды Лесного Воронежа, прорываются к старому дому, погруженному в дремотный. усталый покой, обычный для преклонного возраста. Когда теперь проходишь по его комнатам, главное, что отмечает глаз, — это дом труженика. И основные экспонаты музея — то, чем он пользовался в работе: книги, различные инструменты, приборы, а также самоделки, выполненные его руками.

Обычно в нашем представлении Мичурин — выдающийся естествоиспытатель, селекционер. ученый, проверявший свои научные теории практикой. Но первая-то его профессия — часовых дел мастер, и ей. вернее, работе с металлом, с точным часовым, слесарным, токарным инструментом он оставался верен всю жизнь. Знание ремесла помогало ему в основном деле. Он придумывал и своими руками изготавливал удобный и производительный садовый инвентарь, всякие приспособления, помогавшие в работе.

В старом саду вдоль нешироких ухоженных дорожек теснятся деревья и кустарники, привезенные сюда со всех концов мира. Только среди этого многообразия пород по-настоящему осознаешь, как много хотел свершить Мичурин и какой легкой была его рука во взаимоотношениях с природой.

Ведь это он первым ввел в культуру уроженку Северной Америки черноплодную рябину. Отсюда, из Мичуринска, она была вывезена в Горноалтайск и теперь получила распространение по всей стране. И дикарку дальневосточной тайги актинидию коломикта, в чьих сочных зеленых ягодах витамина С содержится в 20 — 30 раз больше, чем в лимонах, впервые приручил Мичурин, выведя на ее основе два культурных сорта. Он был первым и единственным в дореволюционной России, кто начал в средней полосе селекционную работу с орехоплодными. Он занимался проблемой создания сортов крыжовника без колючек, барбариса без косточек и очень хотел получить многолетние томаты. Трудно перечислить растительные формы, над которыми он проводил свои эксперименты, стараясь усилить и облагородить их положительные качества, поставить их на службу людям. Дети, внуки, а может быть, еще более отдаленные потомки тех растений буйно разрослись вокруг старого дома из красного кирпича.

Сохранилось в саду и несколько яблонь, посаженных самим Мичуриным. Вид этих деревьев убедительно подтверждал, что древняя философская сентенция «Ничто так не старит человека, как прожитые им годы» справедлива не только в отношении людей. Из всех плодовых и ягодных культур, с которыми работал Мичурин, яблокам он отдавал наибольшую любовь и внимание. А теперь даже в его саду сохранились далеко не все выведенные им знаменитые сорта. Что же осталось в других садах? Неужели все напрасно? Обидно.

Я поделился своими мыслями с Геннадием Александровичем Курсаковым, директором Центральной генетической лаборатории имени И. В. Мичурина, правнуком Ивана Владимировича.

— Может быть, вы удивитесь, — сказал он, — но мне новые сорта яблок в чем-то напоминают новые модели автомобилей. Их общая черта — временность. Какой бы совершенной ни была машина, с годами она устаревает, выходит из моды, на смену ей приходят новые, более скоростные, экономичные, элегантные, комфортабельные. Нечто подобное происходит и с плодовыми породами. Сорта, которое еще вчера пользовались успехом, сегодня нас уже не удовлетворяют. Потому что требования человека все время растут, ужесточаются. Сегодня мы хотим, чтобы яблоки были высокоурожайными, имели хороший вкус и товарный вид. Были устойчивыми к вредителям и грибковым заболеваниям, транспортабельными, пригодными к переработке. Чтобы они хорошо сохранялись в течение долгого времени. Чтобы форма деревьев позволяла механизированную обработку посадок и так далее, и так далее. Короче, чтобы они обладали множеством качеств, о которых раньше люди не задумывались.

Мичурин умер пятьдесят лет назад. И большинству выведенных им сортов давно перевалило за полвека. Понятно, что многие из них, некогда весьма популярные и для своего времени совершенные, теперь устарели, вытеснены новыми, более соответствующими нынешнему уровню садоводства и предъявляемым к нему требованиям. Этот естественный процесс порой истолковывается довольно превратно. Когда-то любое достижение в области селекции приписывалось учению Мичурина, сейчас некоторые кинулись в другую крайность, утверждают, что им-де не сделано ничего нового, забывая, что даже теперь в различных краях и областях страны районировано 17 сортов выведенных им плодовых и ягодных культур. В истории садоводства нет второго подобного примера. К тому же при создании многих современных сортов в качестве исходного материала использовались мичуринские. Так что новые — это как бы продолжение тех, что были когда-то выведены Иваном Владимировичем. И часто их авторы — либо его ученики, либо ученики его учеников. Своим, трудом они подтвердили давнюю мичуринскую мысль: «Мои последователи должны опережать меня, противоречить мне, даже разрушать мой труд, в то же время продолжать его. Из такой последовательно разрушаемой работы и создается прогресс».

— Но всегда ли есть гарантия, что в погоне за новизной не будут утеряны какие-то старые ценности? Говорят, например, что из-за мичуринских сортов были забыты многие яблоки народной селекции. Даже знаменитой «антоновке» не повезло...

— Это не так. Именно бедный сортовой состав и отсталость среднерусского садоводства побудили Мичурина поставить перед собой дерзкую задачу: пополнить здешние плодовые и ягодные культуры новыми, выдающимися по урожайности и качеству сортами, а также продвинуть границу произрастания южных культур далеко на север. И если старые местные сорта были в свое время вытеснены мичуринскими, значит, последние превосходили их. Как раз «антоновка» — лучшее тому подтверждение. Она сохранилась, выдержала конкуренцию новичков, потому что обладала отменными качествами: отличным вкусом, неповторимым ароматом, осталась незаменимой в мочке и кондитерском деле. Для своего времени «антоновка» была достаточно урожайной. Хотя есть у нее и серьезные недостатки. Даже в идеальных условиях это яблоко сохраняется свежим только до января. По нынешним требованиям непростительно мало. Дальше — окрахмаливается, теряет вкус, становится похожим на картошку. А потом еще этот его авральный характер: в одно лето отдает урожаю все силы, все соки, ничего не оставляя для закладки плодовых почек будущего года. Периодичность плодоношения, согласитесь, — большой минус...

Так мы перебирали с Геннадием Александровичем различные сорта яблок, какие были, какие есть, какие находятся в испытании и ждут своего часа, чтобы шагнуть с экспериментальных участков в промышленные сады, и порой наша беседа чем-то напоминала мне знакомство с периодической таблицей Менделеева, когда в ней оставалось много незаполненных клеточек. Можно было предсказать, какими свойствами должен обладать не открытый еще химический элемент, но нельзя было ни назвать его, ни указать дату его рождения. Так и тут: легко было перечислять качества, которые хотелось бы видеть в новом яблоке, но как и когда оно будет создано — оставалось тайной. В свое время на выведение нового сорта уходило двадцать — тридцать лет. Последние достижения естественных наук, использование ЭВМ при моделировании генетических и селекционных процессов позволили сократить сроки, но все равно каждый новый сорт и теперь требует много труда и времени.

Яблоки моего детства

Вариации с некоторыми отступлениями от темы

Чем хороша любая дорога — так своими неожиданными подарками.

На Лебедянской автостанции меня ждал «приятный» сюрприз: по случаю уборки урожая некоторые междугородные автобусные рейсы отменены, в том числе и мои — до Ельца. Кто-то из знающих пассажиров посоветовал ехать с пересадкой: сначала до Красного, а дальше местной автолинией через Становлянский район. Правда, получался приличный крюк, но делать было нечего, и пришлось скрепя сердце согласиться. А позже поблагодарить случай за такой поворот в намеченном маршруте. У Троекурова дорога с разгона выскочила на косогор, откуда открылась извилистая долина Красивой Мечи. Река петляла меж довольно крутых и высоких берегов, припадавших к воде то известковыми осыпями, то приветливыми перелесками. Быстрины, каменистые перекаты, тихие омуты, уютный заливной луг с отдыхающим стадом пестрых коров, лодка рыбака, заякорившаяся на самой середине русла, — все промелькнуло в мгновение, словно придуманная капризной фантазией идиллическая пейзанская картинка. И хотя кратким было видение — успело-таки пронзить, колыхнуть нереальной мечтой: бросить бы городскую суету и пуститься в лодке вслед за неторопливым течением этой реки, ловить окуньков да плотвичек, слушать по вечерам перепелов, вдыхать запах сена и аромат яблок из прибрежных садов.

Вот ведь ничего вроде бы и не случилось, а растравило душу.

Автобусные колеса споро накручивают асфальтовые километры. Мелькают вдоль дороги деревеньки, столбики с их немудреными названиями и указатели поворотов на проселки к другим, ничем не знаменитым деревенькам и хуторам, и вдруг среди привычных имен резануло тоже не такими уж редкими: Соловьево, Бутырки. Здесь прошло детство Ивана Бунина, а чуть в стороне лежал хутор, где родился и рос Михаил Пришвин. Два писателя, воспевших неброскую природу подстепья, сохранивших любовь к ней до глубокой старости. И что удивительно: один из самых задушевных рассказов Бунина — «Антоновские яблоки», а Пришвин, купив на склоне лет дачу в подмосковном Дунине, первым долгом посадил тут яблони и грушу «бессемянку», какими славился хутор его детства. Какая же сила таится в этих деревьях, если так цепко держит человеческую память!

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• 2
• 3
• 4
• 5
• 6
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.