Старший Моргунов жил холостяком: два года назад от него ушла жена и унесла дочку Лизу.

— Придет, — почему-то успокаивал он нас, — вот дом отстроим, и придет. Вы, пацаны, не понимаете, что такое баба. Баба ровно оса на сладкий кавун. У нее лапы к добру прилипают.

А в затончике у Моргуновых стояла красавица яхта «Рогнеда». Лакированная, апельсинового цвета, длинная, как стрела, и легкая, как птичка.

Что такое «Рогнеда», мы не знали, но были довольны странным прекрасным именем, которое так шло к этой яхте, умевшей летать на белых крыльях.

К яхте Василий Кириллыч не подпускал. Бывало, мы сидели вокруг затончика, как тихие кролики, и часами смотрели на нее, вздыхая от уважения, но не было в нашей груди даже следов зависти. Завидовать можно только тому, что ты сам мог бы иметь, но не имеешь, а «Рогнеда» была выше нашего представления о вещах, которыми можно владеть. Только Василий Кириллыч поглядывал на нее с полным равнодушием, называл стилягой и никчемной обузой.

Яхта «Рогнеда» принадлежала отставнику Бабичу, отцу Лены, нашей крановщицы. Когда к Бабичу приезжали гости, он отправлялся в тихую погоду дня на два-три прогуляться. И только жена его наведывалась чаще, осматривала, цела ли яхта, не пользовались ли ею. И от этого назойливого осмотра яхта как-то теряла свою привлекательность.

— Это у них как бы семейный гроб, — посмеивался Василий Кириллыч. — Лягут всей фамилией, и зароем мы их в свежем песочке. А мачта будет торчать вместо креста... Вот жадоба, накажи меня бог!

Моргуновы завершали строительство дома постепенно. Были у них еще бабка и тетка — две старые старушки, которых они держали где-то в подполе, словно в сундуке, и вынимали их оттуда по мере надобности. Эти старушки приторговывали на базаре вяленой шемайкой и рыбцом собственного, моргуновского производства.

Мы лежали на песке и жарили пузо, когда к нам подсел Семка Кавун — странный парень лет под тридцать, рыжеватый, с белесыми глазами и медной кожей.

Он появился у нас недавно, говорят, приехал из места отдаленного, где проживал не по собственному желанию. Но Василий Кириллыч знал его давно.

С тех пор, как Витькина фотография крепко прилипла к нашей заводской доске почета, он держался подальше от всяких странных приморских парней, чтобы они, как он выражался, «не портили ему вида»... Но Семку Кавуна отшить было нелегко. Семка вился вьюном около Моргуновых, и, странное дело, строгий Пират терпел его.

Раньше мы, бывало, играли в карты. Семка играл удачливо, наверно, жулил, но ни разу мы его не могли поймать. И Василий Кириллыч сказал, что дурак будет, если сядет с Семкой.

Я как-то спросил Кавуна:

— Ты чего шляешься. Сема? Пристроился бы где-нибудь...

— Не могу, — с деланной печалью ответил он, — у меня в груди живет обида.

— Какая обида?

— Уволенный я.

— Откуда же тебя уволили?

— С шахты, мой мальчик.

— С шахты? — недоверчиво спросил я, оглядывая Семку, вольная натура которого как-то не была приспособлена к тяжелой работе. — За что, Сема?

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• 2
• 3
• 4
• 5
• 6
• 7
• 8
• 9
• …
• 13
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.