Он вынул изо рта папиросу, зажал ее большим и средним пальцами, щелкнул и, глядя, как она летит, ответил:
— За пьянство.
Я удивленно привстал.
— С шахты? За пьянство?! Ой-ой-ой! Сколько же ты выпиваешь, Сема?
Он досадливо отмахнулся от меня.
— Отстань, дурачок…
Василий Кириллыч чинил сети, и Витька помогал ему.
Семка помалкивал, изредка сучил голыми ногами и вздыхал с прибаутками либо бормотал глупую песню:
Сема лавочку открыл
И в ус не дует,
Сема лавочку открыл.
Червонцами торгует!
«Как это можно торговать червонцами?» — думал я. Василий Кириллыч буркнул, не оборачиваясь:
— Семка! Закрывай лавочку! Распелся, барахольщик... Спой лучше что-нибудь подходящее.
И Кавун, немного помолчав, запел высоким, дребезжащим, нарочито обиженным голосом, растягивая слова и словно примешивая к голосу рыдание:
Мы с тобой два бе-ре-гы-га
У од-н-но-й .ре-ге-ки...
Любая песня у него выходила, как блатная.
Так мы развлекались на жарком песке, изредка прыгая в воду.
В этой части пляжа не было купающихся. Здесь расположился рыбозавод, неподалеку зеленела загородка детского санатория, а над нами по бугру медленно тащились составы порожняка и сипели старенькие маневровые паровозы...
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.
Из дневника секретаря горкома комсомола