Шура возвращалась домой нормально. По крайней мере раньше меня. К ней приходили подруги и чаще всего Галя Лапшина, с которой они вместе работали и вместе учились. Они закрывались в Шуриной комнате и проходили науку.
Надо сказать, если бы не Шура, я остался бы со своими семью классами на всю жизнь. Но она имела надо мной такую власть, что заставила закончить вечернюю десятилетку, и, только убедившись, что учусь я для нее, а не для себя, освободила от дальнейшей научной повинности.
Но от культурного воспитания Шура меня не освободила. Когда к нам в город приезжал какой-нибудь столичный или просто хороший театр, Шура обязательно покупала три билета: для себя, отца или матери и для меня. Несколько раз мне удавалось спихнуть ей стариков, а самому улизнуть по своим делам. Но однажды мне это не удалось. Прежде чем пойти, я выдержал серьезное Шурино наступление.
— Ты помрешь дубиной, — сказала она, — ты ничем не интересуешься и читаешь книжки, которые в твоем возрасте уже стыдно брать в руки! Ты читаешь про каких-то дурацких шпионов и не подозреваешь, что на свете есть Лев Толстой...
— А зачем мне твой Толстой? — огрызнулся я. — Он мне в школе надоел. А эту Анну Каренину удавил бы и заодно с ней Татьяну, будь они неладны!
— Не смей! — кричала Шура. — Невежда! Неуч! Все культурное человечество воспитывалось на Толстом и Пушкине...
— А я не культурное человечество. Я рабочий класс.
— Ты босяк! И никакой ты не рабочий класс... Впрочем, как хочешь. Я найду человека, который пойдет со мной в оперу.
Мама (она шла на третий билет) надевала свое бордовое платье и с улыбкой вздыхала. Она не вмешивалась в нашу войну. Но Шурин намек на этого самого «человека» подействовал на меня сильнее всех великих писателей, вместе взятых.
И мы поехали в оперу.
В театре нашем я был два раза. Первый раз — на заводском вечере в честь тридцатилетия завода. Второй раз в нашем театре я был во время слета передовиков. Таким образом, ничего, кроме президиумов и отдельных номеров художественной части, я на сцене не видал.
И вот я попал сюда в третий раз. Это было совсем другое дело. В фойе стояли контролеры, бородатые гардеробщики в форменной одежде сидели за своими прилавками, важно надуваясь, как цари. Они скучали без дела по летней поре, изредка приговаривая:
— Шляпу сдайте... Плащик повесим... Бинокля не надо?..
И публика была незнакомая. Из заводских я встретил только нашего начальника цеха с женой и еще ненавистную личность — Вениамина Савчука, который ходил в тугом воротничке, как повешенный на собственном галстуке. Савчук поздоровался с Шурой, а она даже помахала ему ручкой, что мне, конечно, не понравилось.
Ходили еще тут штук восемь пижонов, и среди них выделялся главный безработный нашего города Андрейчик Ковальский — гривастый парень с усиками на скучном лице. Этот Андрейчик ни черта не делал, жил на хлебах у своего папаши, и, надо сказать, жил как бог.
Я много слышал о том, что труд облагораживает человека, что без труда человеку крышка, и как-то не задумывался над достоверностью этих слов. Я работал, и все. Иногда уставал, иногда норовил улизнуть от дела. Но, в общем, конечно, без работы жить бы не мог. И дело не в том, что работа давала мне деньги и в семье нашей я зарабатывал больше всех. Не в этом суть. А в том дело, что жить за чужой счет, пусть за счет родного папаши, я не смог бы, даже если бы был калекой. Я бы тогда удавился.
Андрейчик был натуральный паразит, с начальным высшим образованием. Образования того имелось у Андрейчика в общей сложности месяцев семь. Он всюду поступал и отовсюду уходил.
А знал я о нем потому, что вечно он попадался мне под ноги. Куда ни приду, Андрейчик тут как тут. И жизнь ему улыбалась так, словно не могла без него обойтись. То он в ресторане сидит, то он на машине катается, то его ведут домой под ручки, как индийского жениха. Сейчас он ходил, чуть сгорбившись, в рыжем пиджаке и в галстуке до колен. Ходил, что-то рассуждал и портил мне настроение своим присутствием.
Шура, веселая, нарядная, шла под руку с матерью и здоровалась направо и налево. А я шагал за ними, как милиционер, глядя себе под ноги и ожидая звонка.
И только усевшись в кресле, я немного успокоился, осмотрелся и, конечно, снова рядов на десять впереди себя увидел дурацкую гриву Андрейчика...
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.
Livejournal
LiveInternet
Блоги@mail.ru
Open ID
