Приехала Наташа в дом свекра вся заплаканная, света не видела перед собой. Там встречала ее вся семья Долгоруких. После венчания в церкви всего три дня было покоя, а на третий день приехал в Горенки сенатский секретарь и объявил указ императрицы: не мешкая, не чинясь и не умытничая, собраться и ехать в дальние пензенские деревни, а там ждать дальнейших указов.

Тяжко пришлось Наталье Борисовне, слишком молода была для таких испытаний — только вошла в незнакомую семью и принуждена ехать с ними в ссылку. Не было у нее и практического опыта, не взяла с собой ничего дорогого, все подарки, шубы, драгоценности отослала брату на сохранение. Никто не научил ее, как собраться. Золовки прятали золото, украшения, она же только ходила за мужем, «чтобы из глаз моих никуда не ушел». Брат прислал ей тысячу рублей на дорогу, она же взяла себе только четыреста, остальные отослала назад, приготовив еще мужу тулуп, себе шубу и одно черное платье.

После поняла она свою глупость, да было поздно. Дорогою узнали Долгорукие, что едут они в Березов, который отстоит от столицы на 4 тысячи верст к северу. Старый князь Долгорукий чуть ума не лишился: именно туда сам он сослал несколько лет тому назад своего злейшего врага, светлейшего князя Меншикова со всей семьей. И вот теперь уже его семья в страшную глушь волочится, да под неусыпным караулом.

Указ предписывал содержать арестантов под суровым надзором, никуда их не выпускать, кроме церкви, никого не принимать, переписки ни с кем не вести, бумаги и чернил не давать. Из Тобольска в Березов добирались на старом дощанике.

«С апреля по сентябрь были в дороге. Всего много было; великие страхи, громы, ветры чрезвычайные... Завезли нас в маленький городок, который сидит на острову; кругом вода; жители едят рыбу сырую, ездят на собаках, носят оленьи кожи; как с него сдерут, не разрезавши брюха, так и наденут, передние ноги вместо рукавов... После дворцовых палат избы кедровые, оконца ледяные вместо стекла».

Долгая, на десять месяцев, зима, леса непроходимые да болота — вот в какие гибельные места попала изнеженная и привыкшая к роскоши юная княгиня Наталья. Но скорбела она не о своей участи.

«Пускай бы я одна в страдании была — товарища своего не могу видеть безвинно страждущего...».

В Березове, через год после свадьбы, у семнадцатилетней княгини родился сын Михаил. Трудно родился — в этом «медвежьем углу» не то что врача — повитуху сыскать не было никакой возможности.

Единственная добрая душа в семье Долгоруких — свекровь, княгиня Прасковья Юрьевна, умерла, не доехав до места ссылки. Остальные Наталью только шпыняли да заставляли себя обслуживать так, что даже караульные солдаты ее жалели:

— Они-то ссыльные, а ты, княгинюшка, одна ровно каторжная тут.

От мужа никакой поддержки Наталья не видела: князь Иван, поддавшись в ссылке отчаянию, проводил дни в пьянстве с мелкими чиновниками, попами и купцами. А если не пил — так сидел в избе, вспоминал, сколь весело с покойным другом-государем гулял, какие вина пил, какие блюда откушивал, да из какой посуды. Жена иной раз не выдерживала — вспыхивала:

— Довольно бы вам, сударь, блюда да кубки пересчитывать! Чай, сейчас других дел достаточно…

Нет, не желал князь Иван «другими делами» заниматься. Ему ли, в высоких палатах рожденному, дрова рубить, избу чинить? Это Меншиков в ссылке себя трудами спасал: собственноручно дом выстроил, часовенку над рекой срубил, огород развел. Так Меншиков, хоть и числился «светлейшим князем», происхождения был подлого, простонародного. Другое дело — Долгорукий!

Наталье Борисовне, образованной, с душой чуткой и отзывчивой, нелегко приходилось и с надменными, капризными, невежественными золовками. Те, тоже привыкшие к роскоши и достатку, не желали ни за водой сходить, ни еду приготовить. Все приходилось делать Наташе, а вместо благодарности получала она лишь оскорбления да обиды. Больше других лютовала Екатерина, несостоявшаяся императрица российская:

— Ох, и дура же ты, Наташка! Польстилась на долгоруковские богатства, залетела, птичка шереметевская, на наши хлеба. Да не вышло у тебя, не вышло, потому что — дура…

— Нет, сударыня, ошиблись. Высокоумная я…

Духовно одинокая, терпящая постоянные мелкие обиды, грубость, молодая женщина проявила исключительную твердость характера. Воспитывала сына, поддерживала павшего духом мужа. И... благодарила судьбу за то, что жизнь дала «знать такого человека, который того стоил, чтобы за любовь жизнью своей заплатить, целый век странствовать и всякие беды сносить».

«...Истинная его ко мне любовь принудила дух свой стеснить и утаивать эту тоску и перестать плакать, и должна была и его еще подкреплять, чтоб он себя не сокрушил: он всего свету дороже был. Вот любовь до чего довела: все оставила, и честь, и богатство, и сродников, и стражду с ним и скитаюсь. Этому причина все непорочная любовь, которою я не постыжусь ни перед Богом, ни перед целым светом, потому что он один в сердце моем был. Мне казалось, что он для меня родился, я для него, и нам друг без друга жить нельзя...»

По недостатку помещений в доме, который выстроил для себя светлейший князь Меншиков, князю Ивану с женой выделили дровяной сарай, наскоро перегороженный и снабженный двумя печками. Жить в нем было невозможно, от холода умер почти сразу после рождения второй сын княгини Натальи — Иван. Но молодую женщину и это не сломило. Когда вскоре после приезда в ссылку скончался старый князь Долгорукий, главой семьи стал князь Иван. А на деле отвечала за все молодая княгиня. За все и за всех.

Семья Долгоруких не была дружной, они часто ссорились и пререкались друг с другом, говорили много бранных слов. Об этом доносили даже императрице Анне Иоановне, которая в 1731 году издала специальный указ: «Сказать Долгоруковым, чтоб они впредь от ссор и непристойных слов конечно воздержались и жили смирно, под опасением наистрожайшего содержания».

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• 2
• 3
• 4
• 5
• 6
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.