Владимир Маяковский

Его помнят большим. Во всех смыслах – взрослым, размашистым в словах, движениях, мыслях. С громоподобным голосом и эмоциями – яростными, не терпящими сопротивления. Маяковский обожал спорить и оказываться правым, любил доказывать, что все именно так, а не иначе, не признавал полутонов. Именно таким его помнят те, кто был «по эту сторону стихов». Те же, кто был «по ту сторону» – рядом с Маяковским, – помнят его совсем другим: нежным, добрым, отзывчивым, искренним и прощающим.

Где правда? Ответ, надеялся Маяковский, каждый найдет в его стихах – в том, что он любил и ценил больше жизни.

В воспоминаниях о детстве сам Маяковский был до предела краток. Вот глава, названная «Главное»: «Родился 7 июля 1884 года. Родина – село Багдада, Кутаисская губерния, Грузия». По мнению автора, этого было достаточно.

Он не любил говорить о себе как о чем-то свершившемся. Маяковский постоянно был в движении, в развитии. Как размашисто шагал он со своей знаменитой тростью по улицам Москвы, так же шагал он и по жизни – отмеряя все стихами. «Я – поэт. Этим и интересен. Об этом и пишу. Об остальном – только если это отстоялось словом».

Его считают «певцом революции», человеком до мозга костей советским. Это лишь отчасти правда. Он принимал все новое с огромной любовью, сразу и целиком. Начиная с 1906 года, когда семья после смерти отца переехала в Москву, Маяковский горел желанием участвовать в революционном движении – незаконные типографии, съеденный блокнот с адресами, засады, партийная работа, и – 11 месяцев в Бутырской тюрьме. Как ни парадоксально, время заключения ему очень помогло – за это время были прочтены Белый, Бальмонт. И сам Маяковский начал пробовать писать:

В золото, в пурпур леса одевались,

Солнце играло на главах церквей.

Ждал я: но в месяцах дни потерялись,

Сотни томительных дней.

Позже сам поэт вспоминал: «Исписал таким целую тетрадку. Спасибо надзирателям – при выходе отобрали. А то б еще напечатал!»

После выхода из тюрьмы партийная работа была заброшена – новая идея захватила его – Маяковский решил создать социалистическое направление в искусстве. Кто-то высмеивал эти планы, но нашлись и такие, кто поддержал. И прежде всего – Давид Бурлюк, ставший для Маяковского, конечно, не учителем, но вдохновителем, подтолкнувшим Маяковского к стихосложению.

Юный Маяковский как-то прочел Бурлюку стихи, выдав их за чужие. Внезапно Бурлюк рявкнул: «Да это же ж вы сами написали! Да вы же гениальный поэт!» Уже на следующее утро Бурлюк, знакомя с кем-то Маяковского, сказал: «Не знаете? Мой гениальный друг. Знаменитый поэт Маяковский!» А, отойдя к другу, буквально зарычал на него: «Теперь пишите. А то вы меня ставите в глупейшее положение». И Маяковскому пришлось писать.

Он учился упорно, как умеет учиться человек, поставивший перед собой ясную и четкую цель. И даже война, начавшаяся в 1914 году, не могла помешать этой цели. Напротив, Маяковский, со свойственной ему горячностью взялся писать стихи о войне и рисовать плакаты. Он даже отправился записываться добровольцем на фронт, но не пустили – неблагонадежен. Вскоре поэт и сам не просто охладел к войне, а испытывал к ней жгучую ненависть и отвращение.

До дач под Петербургом война еще не добралась. Маяковский, выиграв у кого-то 65 рублей, в мае отправился в Куоккалу, где в те времена были дачи у многих: у Чуковского, у Репина, у Евреинова. Поэт придумал собственную «семизнакомую» или «семипольную» систему – каждый день обедать у кого-либо из знакомых. В воскресенье – у Чуковского, в понедельник – у Евреинова, в четверг – у Репина. Жена Репина – Северова-Нордман – была крайне экономной женщиной и готовила жареные капустные кочерыжки. Маяковский называл их «репинскими травками». Для футуриста ростом в сажень – не очень-то весело. Маяковского не признавали долго. Когда в доме Чуковского он вставал у печки, чтобы начать читать стихи, многие демонстративно поднимались и уходили. Влас Дорошевич, руководитель «Русского слова», влиятельнейший журналист, с которым Чуковский пытался познакомить молодого поэта, прислал Корнею Ивановичу телеграмму: «Если приведете мне вашу желтую кофту позову околоточного сердечный привет».

Но приближался июль 1915 года, который в своих записках сам Маяковский называет «радостнейшей датой». Этой датой стало знакомство с Осипом и Лилей Брик.

Бриков с Маяковским познакомила младшая сестра Лили Юрьевны – Эльза, будущая знаменитая писательница Эльза Триоле. Именно она привела поэта в дом Бриков. Маяковский усиленно ухаживал за Эльзой, но встреча с Бриками все изменила.

Лиля Юрьевна Брик пишет в предисловии к своим воспоминаниям: «Во избежание недоразумений, скажу, что я уже больше года не была женой О.Брика, когда связала свою жизнь с Маяковским. Ни о каком «Menage a trois» («Любовь втроем») не могло быть и речи. Когда я сказала Брику о том, что Владимир Владимирович и я полюбили друг друга, он ответил: «Я понимаю тебя, только давай никогда не будем с тобой расставаться».

Этими строками Лиля Брик перечеркивает все бесчисленные домыслы, которые в избытке создавались современниками и потомками, исследователями творчества и друзьями Бриков и Маяковского.

Верить или нет этой загадочной, странной, так до конца никем и не понятой женщине – вопрос спорный. Ясно только одно – она любила Маяковского, он любил ее. Остальное – не так важно…

Тогда, в 1915 году, о любви речи еще не было. Маяковский – всего лишь очередной поклонник Эльзы, оставивший в ее доме визитную карточку желтого цвета и такого размера, что на следующий день мать Эльзы вернула ее поэту со словами: «Владимир Владимирович, вы забыли у нас свою вывеску». После случайной встречи летом на даче Маяковский и Брики увиделись в Петербурге, куда Лиля приехала после похорон отца в Москве. Когда пришел Маяковский, Лиля шепнула Эльзе: «Не проси его читать». Но Эльза не послушалась, и Брики впервые услышали «Облако в штанах». После этого они с Маяковским практически не расставались.

• Страницы:
• 1
• 2
• 3
• 4
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.