– Скажи, с кем ты из наших еще общался за рубежом?
– В мою лавку приходили Боря Петрушанский, Костя Кузьминский, который сказал мне: Бруй, я благодаря твоим картинам понял, что такое абстракция. Общался я не только с русскими эмигрантами, но и с американцами, замечательными и талантливыми европейскими художниками, деятелями искусств: Татьяной Яковлевой, Шапиро и другими…
– Расскажи немного о Татьяне Яковлевой, что это был за человек? Как все произошло?
– Что произошло? Ты имеешь в виду – как она отказала Маяковскому? Она говорила мне об этом в приватном, интимном порядке…
Татьяна, как и Ия Ге, которая была лицом Шанель, работала моделью. Маяковский был влюблен в Татьяну. Он был замечательным парнем, но вел себя очень вызывающе и ярко. В буржуазно-аристократическое общество – молоденький Онассис, будущий премьер Черчилль и многие другие молодые люди, ставшие потом влиятельными лицами – поэт не влился. Также не пускали в этот круг и Алексея Толстого. Они эпатировали своей «советскостью», что бы привлечь к себе внимание буржуазии.
Вот Дягилев гораздо лучше понял западную публику, поэтому и пользовался таким успехом со своим балетом.
– Так все-таки Татьяна была любовницей Маяковского?
– Послушай, ну это все – литература, не более. У нее уже был муж – принц-виконт-или-как-его-там, и притом, она всегда была очень умной и расчетливой женщиной. В 50-70-х годах Татьяна имела во Франции колоссальный вес. Ей тогда уже было за шестьдесят, ее очередному мужу, выходцу из России, Алексу Либерману – чуть поменьше.
– И они при этом были бодры и молоды?
– Абсолютно! Алекс работал в лучшем французском журнале Vu. Потом, уже в Америке, он работал в Vogue, и обложки, сделанные им, сейчас выставляются в музеях (Например в Третьяковке, см. стр. 24). Помимо этого, CondeNast выпускал потрясающие альбомы по искусству.
И Алекс, и Татьяна многое сделали для Vogue. Собственно, это они сохранили журнал. В начале 70-х они стали приглашать к себе 18-летнего Саймона Ньюхауса, сына бизнесмена, который купил CondeNast и собирался закрыть его флагман, журнал Vogue.
Алекс водил парня по музеям и рассказывал о современном искусстве, без задней мысли. Парень поверил в идеи Алекса, принял его взгляд на искусство. На папины деньги он начал покупать картины. Мою тоже потом купил, уже на свои. И, в конце концов, Vogue остался в живых.
– Лишь мысль о том, что журнал, которым ты занимаешься, могут закрыть, а ты останешься без работы, заставляет изыскивать пути и средства?
– Да. Я только на старости лет осознал, что я – счастливый человек, потому что ко мне все шли сами.
– Влияли на тебя Миро и Танги? Я вижу определенное сходство – аморфный сюрреализм, более графический.
– Естественно, на каком-то этапе формирования каждый художник впитывает в себя актуальные тенденции. Ротко никогда не сделал бы своих картин, если бы на него не повлиял Макс Эрнст. Но главное, что потом ты отпочковываешься. Естественно, на меня влияли Малевич и Филонов с одной стороны, и Полок-Ротко – с другой. И я сделал некий мост между стилями.
Для кого-то мое искусство декоративно – как и поп-арт в принципе. Как обои. Один парень, купивший мою картину из серии черных почеркушек Unified Fields, поставил перед ней африканские черные скульптуры, и конструкция зажила совершенно по-новому.
– Отличная идея. Он прочувствовал твою природу оформителя интерьеров. А ты понимаешь, что твое творчество, особенно если посмотреть серию Unified Fields – реально антисоветское искусство, как оно есть, хотя там и не написано «долой КПСС!».
– Я тебе больше скажу, западная пресса писала, что я изображаю колючую проволоку, но за ней светится светлячок надежды.
Я думал, что изображаю соединение четырех фундаментальных сил Вселенной, что в моих работах показано человеческое ничтожество через его величие. Я думал, что изображаю там соединение бесконечно большого и бесконечно малого. И мне на фиг было не нужно, что какие-то холодные войны или теплые войны употребляли мои работы в своих символах!
В 12-м номере читайте о «последнем поэте деревни» Сергее Есенине, о судьбе великой княгини Ольги Александровны Романовой, о трагической судьбе Александра Радищева, о близкой подруге Пушкина и Лермонтова Софье Николаевне Карамзиной о жизни и творчестве замечательного актера Георгия Милляра, новый детектив Георгия Ланского «Синий лед» и многое другое.
Картина «Пир в доме Левия»
Ольга Чехова — актриса, которую никто не знал на родине, но любили и почитали на Западе
За что сражаются на чужих полях русские легионеры?
Машина времени для музыкальной индустрии
В Третьяковке выставили произведения американских художников из России