15 января - 125 лет со дня рождения Осипа Мандельштама

 Громкая, поистине всемирная слава пришла к этому едва ли не самому удивительному и трагическому Мастеру отечественной поэзии прошлого века только спустя десятилетия после страшной смерти в Гулаге. Но и при короткой своей жизни бездомного скитальца, отрешенный от земной суеты, мало печатавшийся, он был в кругах творческой интеллигенции фигурой почти культовой.

Вскоре  после того, как в середине 50-х годов на Западе выпустили большой однотомник стихов и прозы полузапрещенного тогда в Советском Союзе Мандельштама, Анна Ахматова сказала: «Сейчас Осип Мандельштам – великий поэт, признанный всем миром. О нем пишут книги, защищают диссертации. Быть его другом – честь, врагом – позор». А выдающийся итальянский кинорежиссер Пьер Паоло Пазолини писал в 1972 году: «То, чем нас одарил Мандельштам, - легконогий, умный, острый на язык… изысканный, жизнерадостный, чувственный, всегда влюбленный, открытый, ясновидящий и счастливый даже в сумерках своего нервного заболевания и политического кошмара, молодой… причудливый и утонченный… улыбающийся и терпеливый, - принадлежит к числу самых счастливых поэтических прозрений XX  века».

Мандельштам всю жизнь казался таинственно противоречивым даже друзьям и единомышленникам, потому что мучительно искал близости с современностью и с ужасом отталкивался от нее. Отсюда в десятых годах XX века поэтическое заявление: «Пора вам знать: я тоже современник, \ Я человек эпохи Москошвея...» И продиктованное ощущением своей особости, непохожести на других людей признание в двадцатые: «Нет, никогда ничей я не был современник...»

В дневниках, письмах и воспоминаниях современников он нередко предстает нелепым чудаком, этаким Паганелем от поэзии, плохо воспитанным и не имеющим понятия об элементарных нормах поведения. А, между тем, будущий поэт родился в семье купца первой гильдии, вырос в  Петербурге, окончил Тенишевское училище, эту «кузницу культурных кадров» начала 20-го столетия, учился в Сорбонне и в Гейдельбергском университете.

Издавна бытующие в литературной среде анекдоты о Мандельштаме не иссякают и по сей день. Мемуары вдовы великого поэта Надежды Мандельштам, сумевшей сохранить его творческое наследие, как и воспоминания Анны Ахматовой, которую связывали с ним личная дружба и общее поэтическое направление – акмеизм, написаны с одной целью - развенчать всевозможные слухи об этом «свободном человеке свободной мысли». «Теперь мы все должны написать о нем свои воспоминания, - наставляла Анна Андреевна Эмму Герштейн.- А то, знаете, какие польются рассказы: «хохолок... маленького роста... суетливый... скандалист».

Согласно семейной легенде, предки Мандельштама были выходцами из Испании. А основателем рода считался ювелир при дворе курляндского герцога Бирона, будущего фаворита императрицы Анны Иоановны. Младший брат поэта, Евгений, с гордостью сообщал, что их семья «дала миру известных врачей и физиков, переводчиков Библии и знатоков Гоголя».

Отец Мандельштама, родившийся в глухом местечке Ковенской губернии, четырнадцатилетним мальчиком, «которого натаскивали на равина и запрещали читать светские книги, бежит в Берлин, попадает в талмудическую школу... вместо талмуда читает Шиллера»,- писал О.Мандельштам в автобиографической книге «Шум времени». Не выдержав полуголодного существования, юноша бросил учебу, в поисках заработка вернулся в Прибалтику, где в 1889 году состоялось его бракосочетание с Флорой Осиповной Вербловской.

К тому времени дела Эмиля Вениаминовича наладились, он занялся изготовлением перчаток. 15 января 1891 года в Варшаве  родился его старший сын Осип (Иосиф).

Год спустя у Мандельштамов родился второй сын – Александр, а в 1898 году – третий, Евгений. Финансовое положение семьи упрочилось, и отец перевез ее сначала в аристократический пригород столицы Павловск, а затем – и в Петербург. Эти детские впечатления через двадцать лет нашли отражение в стихотворении «Концерт на вокзале». «...И я вхожу в стекляный лес вокзала». Там будет прямая перекличка с лермонтовским «Выхожу один я на дорогу...» У Мандельштама: «Нельзя дышать, и твердь кишит червями, \И ни одна звезда не говорит, \Но, видит Бог, есть музыка над нами...»

Образ «родной» и «милой тени» в этом исповедальном стихотворении Надежда Мандельштам связывает с матерью поэта. До замужества Флора Осиповна жила в Вильно и получила хорошее музыкальное образование. Ее родным языком был русский, хотя с мужем она порой говорила на немецком. «Детей воспитывала и вводила в жизнь мать... Матери мы обязаны всем, особенно Осип», свидетельствовал самый младший из братьев.

Несмотря на материальное благополучие, детство Мандельштама счастливым назвать трудно. Он рано почувствовал «провал» между собой и веком, провал, наполненный, по его словам, «шумом времени». «С миром державным я был лишь ребячески связан,\ Устриц боялся и на гвардейцев глядел исподлобья,\ И ни крупицей души я ему не обязан,\ Как я ни мучил себя по чужому подобью».

 Из иудейской общины  семья вышла, однако избыть бремя принадлежности к еврейству так и не смогла. «Отец в жизни семьи активного участия не принимал,- вспоминает Евгений Мандельштам, - он часто бывал угрюм, замыкался в себе, почти не занимался детьми». Потребовались долгие годы, чтобы взаимоотношения его со старшим сыном приобрели ту степень близости и откровенности, которая позволила Осипу Эмильевичу написать ему: «Я все более убеждаюсь, что между нами очень много общего в интеллектуальном отношении, чего я не понимал, когда был мальчишкой». А старик-отец, узнав об аресте сына, горько заплачет: «Нежненький мой Ося».

К концу 1890-х годов дела отца пошатнулись. Но, несмотря на это, амбициозная мать отдала восьмилетнего Осю в престижное коммерческое училище князя Тенишева, где плата за обучение была достаточно высока. Флора Осиповна была одержима страстью к переездам, в каждом очередном доме ее что-то не устраивало, и, по подсчетам брата Евгения, до Февральской революции семья успела сменить в Петербурге 17 адресов. Возможно, поэтому Мандельштам в своей поэзии и прозе взыскует о доме, тепле домашнего очага, домашнем уюте, которыми наслаждались в детстве и юности, скажем, такие близкие ему современники, как  Борис Пастернак и Марина Цветаева.

Чувству бездомности и «хаосу иудейскому» противостоял в сознании Мандельштама в юные годы ампирный имперский Петербург, одновременно притягивавший и оттталкивавший его. Симметрия, идеальная упорядоченность и – холод бездушия, надменности. «Гранитные и торцовые кварталы… с разливом площадей, с кудрявыми садами, островами памятников,  кариатидами Эрмитажа... особенно же арку Генерального штаба, Сенатскую площадь и голландский Петербург я считал чем-то священным и праздничным», - напишет он в «Шуме времени».

В стихах же будет рождаться другой чеканный облик-символ рокового Города, олицетворявшего для поэта российскую державу.

Над желтизной правительственных зданий

Кружилась долго мутная метель, 

И правовед опять садится в сани,

Широким жестом запахнув шинель.

• Страницы:
• 1
• 2
• 3
• 4
• 5
• 6
• 7
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.