– Держится! – сказал Штарас – Понесли... Они долго стучали в дверь ближайшей избы.

– Тут, наверное, никого не осталось! – тревожась, сказал Корбутас. Но дверь вдруг приоткрылась, и на пороге показалась старая женщина. Оглядев комсомольцев и их ношу и заметив, видно, в их глазах то выражение, по которому человек безошибочно распознает, друг перед ним или враг, она обернулась в сени и кому-то сообщила с укором:

– Езус-Мария! Да это ж свои!..

Через несколько минут жители деревни высыпали на улицу – гасить пожар и разбирать с подвод свое почти чудом спасенное добро...

Рана Чепониса была тяжелой, сквозной, – пуля вышла над чашечкой правого колена, раздробив кость. Перевязывали его белым льняным холстом, принесенным хозяйкиной дочерью. Стиснув зубы, Чепонис молчал, а Штарас все повторял одно и то же:

– Это пустяк... Перебитые кости срастаются скоро, я знаю...

Заглядывая Чепонису в глаза, Корбутас рассказывал с великой верой в то, что это так и было:

– Я ему ка-ак дал очередью крест-накрест, так от него только пар пошел!..

– Кого это ты, Юлюс? – спросил Штарас.

– Ну, этого патруля, который вот Альфу...

– А-а... – понимающе кивнул Штарас и попросил: – Иди замени на посту Владаса. А тебя сменю я.

К вечеру у Чепониса поднялся сильный жар. В бреду он читал стихи, временами затихал, прислушиваясь к чему-то, и вдруг сообщал радостно:

– Гудят, гады! Слышите? Осталось километров пять...

В полночь на санях, загруженных сеном, друзья повезли его в город.

Штарас был прав: любые раны заживают, если тебе двадцать лет от роду и сердце полно любви к непознанному миру.

На второй день ранения Чепонис увидел перед собой белый невысокий потолок и на нем давно знакомую старенькую люстру. Там вон. на стене, должна быть небольшая картина – «Грюнвальдская битва». В центре картины витязь на вороном коне высоко занес над головами врагов меч. «Хорошо, когда в руках меч», – подумал Чепонис и тут же вспомнил, что кто-то ему говорил, будто от фашиста, если его полоснуть крест-накрест очередью, остается один пар! Странно, но любопытно.

– Сынок... родимый мой!..

Чепонис услыхал знакомый дрожащий голос. Увидел скорбное, тихое лицо. Он ощутил ласковое прикосновение огрубевших рук. Это мать... Он был дома.

По ночам на улицу Сюлу в дом номер 22-а приходили комсомольцы-подпольщики. Иногда они приносили кое-какие продукты и лекарства, но почти всегда радостные вести: врага громили на фронте и в тылу! В рассказах друзей победы Красной Армии, партизан и подпольщиков были настолько грандиозны и красочны, что Чепонис начинал тревожиться:

– Ну вот... закончите все без меня. Так я с «ними» и не встречусь в открытую... И оружия у меня никакого нет!

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• 2
• 3
• 4
• 5
• 6
• 7
• 8
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.